Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Все так, но необходимо внести одну существенную поправку. Дело в том, что чисто американской теории международных отношений попросту не существует, хотя этот факт обычно замалчивается в современной научной литературе. Международные исследования начали проводиться там примерно с середины XIX столетия как часть становления политической науки, однако носили не столько теоретический, сколько эмпирико-прагматический характер. Собственно теорию в американскую академическую среду привнесли эмигранты из Европы, в основном эмигрировавшие после прихода к власти нацистов в Германии. Карл Дойч, Стэнли Хоффман, Ганс Моргентау, Джон Херц, Арнольд Уолферс, которые самым тесным образом были связаны с институционализацией теории МО в Соединенных Штатах. Стоит отметить также влияние философов, социологов, историков и т.д., которые, даже не будучи профессиональными международниками, оказали важнейшее влияние на развитие дисциплины, — это Ханна Арендт, Эрик Фёгелин, Франц Нойман, Вальдемар Гуриан и др.[156] Как известно, некоторые из эмигрантов вообще отказывались ассимилироваться в новой культуре (обычно писатели — Стефан Цвейг, Франц Верфель и т.д.); другие — отказались от традиционного для прежней страны типа мышления, быстро усвоив «американский» взгляд на исследуемые феномены, в особенности покинувшие свои страны в молодом возрасте — Генри Киссинджер, Эрнст Хаас, Стэнли Хоффман; наконец, третьи попытались соединить обе интеллектуальные культуры (и таких было большинство). США продолжают оставаться страной эмигрантов. И сегодня ряды академических исследователей пополняются, но теперь уже за счет выходцев из Восточной Европы, Азии, Латинской Америки и т.д. Поэтому рассуждать о чисто «американской науке» будет как минимум неверно.

Конечно, по-прежнему, по сравнению с учеными-иностранцами американцы заметно преобладают среди авторов статей и книг, а также участников международных конференций. Из 38 476 опрошенных Элен Луизой Тертон из Шеффилдского университета исследователей 17 171 работали в американских университетах (т.е. 44, 62%)[157]. Это объясняется, прежде всего, громадными масштабами американской академической и университетской структуры, т.е. имеет не только качественное, но и количественное значение. Тем не менее следует оговориться, что вследствие плюрализма теорий академический мир отнюдь не гомогенен, неверно сводить все богатство теоретической мысли только к идеологии американской внешнеполитической элиты, другое дело, что уровень влияния журналов, издательств и симпозиумов также отнюдь не одинаков.

Географическое распределение ученых-международников. Обратим внимание, что Россия здесь не упомянута, но таблица в целом дает представление, по крайней мере, о восприятии теоретического ландшафта МО в «западном» академическом сообществе.

Рис. 2. Географическое расселение ученых, занимающихся изучением международных отношений, согласно данным международных журналов и международных конференций (1999 по 2011 г.)

Источник: Turton H. L. International Relations and American Dominance: A Diverse Discipline. Sheffield: University of Sheffield Press, 2016. URL: https:// www.routledge.com/products/9781138822672.

Подчеркнем еще раз, что это неизбежно политический проект, служащий определенным целям. В той степени, в которой такие концепты, как баланс сил, гегемонистская стабильность, демократический мир, одно- и многополярность, принимаются учеными в других странах, они становятся элементами конструирования мира, отвечающего этим представлениям. Понятно, что если исследователи воспринимают мир именно как однополярный, то это уже не допускает других вариантов восприятия международного порядка и автоматически ставит США в привилегированное положение. При этом реальное соответствие однополярности действительному положению вещей становится вторичным.

Благодаря своему доминированию в политике и экономике Запад на протяжении последних веков обрел во многом грамшианский гегемонистский статус, который бессознательно утвердился в головах исследователей-международников вне зависимости от адекватности имеющихся моделей (например, суверенитет, территориальность, национализм и несколько в меньшей степени — демократия, рыночная экономика, права человека и др.). Тем не менее их восприятие нередко бывает отнюдь не автоматическим. Например, один из ключевых элементов «Вестфальской системы» суверенитета — невмешательство во внутренние дела других стран, значение которого несколько снизилось в странах Запада, пережил настоящий подъем в не-Западном мире.