Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Рассмотрев основные имеющиеся подходы к проблеме «сообщества» в теории международных отношений, Эшли пришел к выводу, что критическое исследование должно с самого начала отвергнуть дихотомии идентичность/разнообразие, поверхность/глубина. Оно не должно претендовать на «апокалипсическую объективность», тотальную точку зрения вне времени, способную раскрыть всю историю в рамках единого нарратива, закона развития или видения прогресса в направлении определенной цели человечества. Вместо этого он предложил взгляд на историю международных отношений, довольно близкий к подходу с позиции «генеалогии» Мишеля Фуко. Такой взгляд позволяет «схватить» моменты прерывистости, столкновений, движения, бессмысленной игры плюралистических сил и интерпретаций на поверхности человеческого опыта. Ничто не стабильно. Не существует констант, зафиксированных смыслов, безопасных оснований, высших секретов и тайн, никаких окончательных структур или ограничений истории. Возможна только интерпретация, однако и сама интерпретация рассматривается как практика доминирования, возникающая на поверхности истории, утверждал Фуко. История понимается как серия интерпретаций, венчающих предшествующие интерпретации, при этом их произвольность сохраняется.

Подобно геополитике, хорошо знакомой исследователям-международникам, генеалогический подход постмодернистов сориентирован на движение, пространство, стратегию и власть. Эшли, подобно исследователям-геополитикам, не доверяет взглядам, содержащим моральные утверждения, гомогенным сущностям, конечным истинам, равно как и лежащим в основе развития законам. В силу сказанного аналитик, изучающий международное сообщество, должен рассматривать его одновременно в четырех аспектах:

1) как объект, место и продукт бесконечной борьбы, завоеваний и перемещений множества исторических сил;

2) как место, где утвердились власть и господство;

3) как практику, в которой специфические субъекты действуют и добиваются признания;

4) как совокупность технологий, стратегий и ритуалов, с помощью которых практика дисциплинируется, сопротивление подавляется, появляются «зоны тишины», гарантируются границы практики, субъекты легитимируются, порядок нормализуется и господство насильственно проецируется на остальной мир.

Поэтому международное сообщество отнюдь не означает ограничения насилия с помощью кодов, правил, прецедентов и процедур — оно объект политики силы и модальности, с помощью которой совершается насилие и укрепляется господство.

Таким образом, Эшли попытался перебросить мост между геополитикой политического реализма и постмодернистской методологией, опираясь главным образом на постструктурализм Фуко. Его попытка не осталась незамеченной, более того, она вызвала шквал публикаций, содержащих все новые и новые постмодернистские акценты.

Наконец, базовым текстом по постмодернистскому подходу к теории международных отношений стала книга Дж. Дер Дериана и М. Шапиро «Международные/интертекстуальные отношения: постмодернистское прочтение мировой политики», опубликованная в 1989 г.[358] Сконцентрировавшись на доминирующих концепциях ТМО — роли государства, других унитарных акторов и анархическом контексте международных отношений — авторы не только подвергли традиционные теории критике за их некритическую природу, но также показали, необходимость этического аспекта, утраченного учеными в процессе избирательных заимствований из политической теории и политической философии. Вывод Дер Дериана и Шапиро заключался в том, что постмодернизм в принципе не претендует на новую всеобъемлющую теорию, а поддерживает многоголосие авторов. Постмодернизм, таким образом, не следует воспринимать как единую, целостную теорию (такую, например, как конструктивизм), предлагавшую объяснение изменений, объединяющее разные конструктивистские точки зрения на международные отношения. Оговоримся, впрочем, что со временем появился также постмодернистский конструктивизм — вариант конструктивистского мышления, утверждающий, что не может существовать нейтральная позиция, с которой можно подойти к утверждению валидности аналитических и этических утверждений в процессе познания[359]. Хотя этот подход часто противопоставляется более общепринятой версии конструктивизма, он также нашел свою нишу в теоретикомеждународном мышлении.