И вот теперь Барыцкий очутится в моей больнице, — лихорадочно думает Яхимович. — Что я с ним сделаю? Куда его положу? А может, в коридоре? Пусть узнает, пусть насладится…
Но тут же понимает, что все это вздор. Барыцкий! Сейчас начнут трезвонить из Варшавы! Он смотрит на часы. Нельзя терять ни секунды.
Первым делом поручает секретарше срочно вызвать хирурга, имеющего вторую категорию, доктора Бухту (своего любимчика и вместе с тем enfant terrible[10]
здешних медицинских кругов) и молодого врача Зофью Собутку, исполняющую обязанности ординатора терапевтического отделения (штатное расписание предусматривает вторую категорию, должность уже более двух с половиной лет вакантная). Прежде чем они явились, вызывает операционную сестру, изменяет распорядок дня — а день был как раз операционный, — отменяет ранее отданные распоряжения относительно дачи наркоза, велит установить койку в своем кабинете.Бухта и Собутка уже в больнице, бегут по коридору. Яхимович, глотнув воздуха, в одной фразе сообщает им о катастрофе и приказывает немедленно очистить трехместную палату интенсивной терапии. Инфарктника и парнишку с травмой перенести в другое место. Зофья Собутка высоко подымает брови, от чего на ее девчоночьем лице появляется выражение, присущее аккуратным, исполнительным первым ученицам. Яхимович догадывается, ага, сейчас начнется: «Как это перенести? Состояние больных» и т. д. Чтобы предупредить эту болтовню, он говорит:
— Никаких дискуссий, коллега! Выполняйте мое распоряжение! А вы, коллега Бухта, готовьтесь к операции. Что вы, разве я прорицатель? Откуда мне знать к какой. Сейчас выяснится, скоро их привезут. Одну койку поставим в моем кабинете. Надо вынести шкафчик и кушетку. Да.
— Кого же это ниспослала нам добрая судьба? — осведомляется своим обычным нагловато-ироническим тоном Бухта. Безобразный, маленького роста, отягощенный всеми комплексами, какие только могут быть у мужчины-коротышки, он наделен невероятно ловкими руками. Воинственность и развязность, в сущности, поза: Бухта страстно влюблен в свою профессию. И слегка демонстративно, а может, и неискренне пренебрегает деньгами и привилегиями.
Если бы не его язык, возможно, он был бы ныне восходящей звездой в своей родной варшавской клинике. А так с треском вылетел, и шумок о нем даже сюда дошел, в провинцию. Талантлив, золотые руки, но слишком остер на язык. Кто с таким сработается?
— К нам везут Барыцкого, — говорит доктор Яхимович.
— Барыцкого? — оживляется Бухта. — Барыцкого бы в коридор, возле сортира. Это для него единственный шанс познать жизнь…
— Будьте серьезнее, коллега, — просит Яхимович. — Отложим ваше предложение до перерыва между робберами.
— Да я всерьез…
— Коллега Бухта, сейчас нам свалится на голову вся Варшава.
— И поэтому мы на полусогнутых… Как же иначе!
— Беритесь за дело, Бухта, — ворчит Яхимович. (Если не предваряет фамилии сакраментальным «коллега», это верный признак, что теряет самообладание.) — У меня нет желания выслушивать ваши демагогические рассуждения, — добавляет он резко и еще более багровеет.
В этот самый момент подкатывает, завывая сиреной, первая карета «Скорой помощи». В течение последующего часа доктор Яхимович разрывается на части. За первой каретой подъезжает вторая, вносят пострадавших, надо их принять, и прежде всего подготовить к операции Барыцкого.
Барыцкий, ведь это от него зависит судьба нашей больницы, — думает Яхимович, консультируясь с обиженным Бухтой. — Да, наверняка повреждение селезенки, немедленно на стол! Ведь это рука Барыцкого вычеркнула больницу из плана: она была бы уже построена, как много других! Но действительно ли рука одного Барыцкого? Теперь Яхимович припоминает и второго, как его звали, ага, Зарыхта. Ибо после визита Яхимовича в Варшаву была еще встреча тут, в Н.: Барыцкий и Зарыхта явились на пленум повятового комитета, на котором утверждались планы реконструкции «Сельмаша» и всего городка. И тогда, во время перерыва между заседаниями, Яхимович сумел убедить секретаря, чтобы Зарыхту, который был якобы сговорчивее, посадили в машину и подвезли к больнице. Пусть посмотрит на ветхое здание. Так и сделали, разумеется под предлогом осмотра городка, и Яхимович испил очередную чашу горечи. Когда остановились возле больницы, Зарыхта вылез из машины, но заинтересовался соседним пустырем, где предполагалось построить для комбината склады готовой продукции. А в больницу не пошел. В другой раз, товарищи, не сегодня, не сегодня, отмахивался от Яхимовича, как от назойливой мухи.
Яхимович, опытный хирург, два года не брал в руки скальпель. Впрочем, Бухта оперировал лучше его, гораздо лучше, Яхимович уже давно сам в этом признался. Поэтому заведующий попросил остаться врача «Скорой помощи», тоже хирурга с некоторым опытом, и поручил ему ассистировать Бухте. Состояние Барыцкого было тяжелым. Травмы внутренних органов требовали немедленного оперативного вмешательства. Еще больше тревожили неврологические симптомы: сотрясение мозга и, кто знает, возможно, кровоизлияние. Тут требовался нейрохирург высшей квалификации.