С ю з а н н а. Это верно по отношению к настоящему аристократу, из родовитой семьи, с культурными традициями…
М а р и а н н а
Р е н е. Я уже год ломаю себе голову и никак не могу понять, как вы согласились на этот мезальянс.
М а р и а н н а. Правда, мама, скажи, я тоже умираю от любопытства, почему ты согласилась, чтобы Драгош взял ее в жены? Только чтобы избавиться от Амели? Или из предосторожности? Чтобы и в нашей семье были пролетарские элементы?
С ю з а н н а. Какие глупости! Какая чепуха! Разве Драгош нуждается в покровительстве жены? У него прекрасное положение.
М а р и а н н а. Тогда зачем?
С ю з а н н а. Во-первых, потому, что она его любит. Она его любит беззаветно, а он нуждается в том, чтобы его любили, ему служили. Я не хотела, чтобы и второй мой ребенок стал рабом собственных чувств. Пусть лучше у него самого будет кто-то в рабстве.
Р е н е. Ах вот оно что? Сударыня — моя раба. А я и не знал.
С ю з а н н а
М а р и а н н а. В таком случае почему тебя раздражает то, что Рене известны только два поколения его предков?
С ю з а н н а. Мелкие дворянчики! Лакейские души! Вырожденцы!
Р е н е
С ю з а н н а. У тебя, вероятно, прилив крови, милейший. Ты нуждаешься в кровопускании. А я это умею! Моя прабабка по отцу, Ралука, была дочерью крепостного бондаря. Прабабка мамы, Параскива, — наполовину цыганка, наполовину княгиня.
М а р и а н н а. Теперь мы начинаем гордиться даже рабами, которых ввели в свою семью, чтобы доказать, что мы не отделимы от народа!
С ю з а н н а
М а р и а н н а
С ю з а н н а
М а р и а н н а. Мы живем в одной комнате, там же я и готовлю. Взгляни на мои руки. Можно их узнать? Вот уже год, как я не заказала себе ни одного нового платья.
С ю з а н н а. Твой костюм очень хорош. Мне помнится, ты сшила его этой осенью, когда получила от меня две тысячи лей{14}
.М а р и а н н а. Рене совсем раздет.
С ю з а н н а. Два месяца назад Драгош нашел ему место секретаря в филиале института истории. Почему он не согласился на эту работу?
М а р и а н н а. Восемь, девять, а то и десять часов в день просиживать среди бумажного хлама, фактически в должности писаря. Разве это для него?
С ю з а н н а. А какие, собственно говоря, у него научные знания? Какие дипломы? Что он изучал в Париже? Насколько мне известно, он дважды провалился на выпускных экзаменах, а потом и вовсе бросил учебу.
Р е н е. Там виной всему были интриги. А что касается этой работы в институте, вы что же, считаете, надо было соглашаться? За шестьсот лей в месяц? Разве это деньги? Чем так работать, лучше уж лежать на диване и спать.
С ю з а н н а. А на какие деньги ты играешь в карты? И когда ты успеваешь играть, если все время лежишь на диване?
М а р и а н н а. Он уже давно не играет. Несколько лет. Ах, мама, мама! Ты бы все-таки хорошенько подумала, прежде чем задавать нам такую головомойку.
С ю з а н н а. Я хорошо подумала.
М а р и а н н а. Ты совсем не подумала о том, что твои дети тоже могут тебя в чем-то упрекнуть.
С ю з а н н а. Меня? Нет, мои дети не вправе ни в чем меня упрекать.
М а р и а н н а. А если все-таки я, Марианна, вправе это сделать? Что тогда?
С ю з а н н а. Ты? Только посмей!
М а р и а н н а. И посмею. Когда я вышла замуж, ты дала мне в приданое несколько драгоценностей и дом в городе.
С ю з а н н а. Драгоценности проиграл в карты господин Рене Вардари, а его поместье и твой дом были национализированы. Я не государство. Я тебе давала, а не отнимала.
М а р и а н н а. Прекрасно. А виноградник, отцовский виноградник ты оставила для Драгоша?
С ю з а н н а. Я отдала виноградник своему сыну Драгошу, который гораздо больше вас нуждается в тишине и покое, потому что он ученый. Я разделила состояние по справедливости и не могла предвидеть, что когда-то одна часть имущества будет конфискована, а другая нет. Но даже знай я это, все равно оставила бы виноградник Драгошу, потому что ему он нужен.