Современная румынская пьеса

К л а у д и я. Превращаешься в патриарха, Ман. (Улыбаясь.) Но во мне-то ничего от Лии{20}. Ты знаешь, что твоя домоправительница предупредила меня с тысячью кисло-сладких улыбочек, что доктор запретил тебе принимать гостей? Только что прямо не заявила, что мне лучше вовсе не приходить.

М а н о л е. Разве она бы посмела, что тебе в голову пришло? Правда, она привязана ко мне просто патологически, и это угнетает, как болезнь.

К л а у д и я. Но правда, что ты болен, Май?

М а н о л е (помолчав). Пустяки. Ты не ответила мне, Клаудия.

К л а у д и я. Ответила. Нет, Ман, не хочу!

М а н о л е. Но почему? (Покорно.) С моей стороны дурно, что я пытаюсь разжалобить тебя. (С настоящей болью.) Но я устал, Клаудия. Я чувствую себя таким стариком…

К л а у д и я (впервые загорелась; не таясь). Не говори так! Ты все такой же, сильный и ни на кого не похожий, как и тогда, когда я тебя узнала. Ты гораздо больше, чем мы все, Ман! И ты позволяешь себе плакаться?

М а н о л е. Я боюсь одиночества и… (Смолкает.)

К л а у д и я. И ты думаешь, что я смогу тебе помочь?

М а н о л е. Кто же, если не ты?

К л а у д и я (с жестом нескрываемой нежности). Дорогой мой. Дорогой мой усталый тигр. (Обнимает его. Но это наполовину сестринское объятие.)

Пока длится этот разговор, Кристина, которой не видно происходящего в саду, выказывает нетерпение и озабоченность, которые она пытается отогнать работой. Но наконец, побуждаемая любопытством, она приближается к порогу холла и видит обнявшуюся пару. Пугается — то ли допущенной бестактности, то ли увиденной сцены, она сама не знает. Лихорадочно сгребает папки со стола и убегает, хлопнув дверью.

Знаешь, что мы сделаем, Ман? Через недельку у меня отпуск. Я отказываюсь от моря и провожу его здесь, в Снагове. Ты приглашаешь меня?

М а н о л е. Думаешь, это что-нибудь решает?

К л а у д и я. Конечно, конечно, увидишь. Разве ты не говорил всегда, что я дама-утешительница? Мы будем ловить рыбу, гулять и прогоним эти черные мысли. Разве я не ta soeur de charite?[5] (Взглянув на часы.) Ой, как я задержалась!

М а н о л е. А с тем добрым и честным человеком что ты сделаешь?

Клаудия грустно глядит на него, пожимает плечами.

Нет, не так, Клаудия. Это бессмысленно. Приезжай сюда и оставайся.

К л а у д и я. Но это абсурд, Ман, абсурд! (Стремительно идет к выходу, но на пороге холла оборачивается, с улыбкой, которой пытается придать беспечный вид.) Благодарю за искренность… Знаешь, ты не произнес ни одного нежного слова. (Делает приветственный жест рукой.) До скорого! Я позвоню тебе. (Быстро уходит.)

М а н о л е (долго глядит ей вслед). Я не сказал тебе ни одного нежного слова. (Пожимает плечами.) Как не сказал, что тяжело болен. (Входит в холл и садится в кресло.) И что боюсь смерти.

В эту минуту из другой комнаты доносится вопль Кристины: «Не хочу, мама, не хочу!» — и как будто звук пощечины. Дверь распахивается, и появляется разъяренная  А г л а я. Увидев Маноле, тотчас меняет выражение лица.

(Недовольно и нервно.) Кто это кричит? Почему в доме нет покоя?

А г л а я (теряясь). Никто не кричит, маэстро… то есть… Кристина стукнулась и… Вы устали?

М а н о л е. Влад дома?

А г л а я. Кажется, да.

М а н о л е. Попросите его зайти сюда.

А г л а я. Не желаете ли стакан лимонада или…

М а н о л е (со скрытым раздражением, но тон его остается вежливым). Хочу, чтобы пришел Влад.

А г л а я. Да, маэстро. Знаете, госпожа Клаудия такая милая, такая веселая и разговорчивая, я просто боялась, не утомила бы она вас, и…

М а н о л е. Аглая, я просил никому не говорить о моей болезни. Что вы сказали госпоже Клаудии?

А г л а я. Ничего особенного, уверяю вас. Но я так беспокоюсь за ваше здоровье… Жизнь отдала бы, только б снова видеть вас здоровым и…

М а н о л е. Хорошо, Аглая, хватит.

А г л а я. Тем более я знала — у госпожи Клаудии столько новостей. Я боялась, как бы она не разволновала вас.

М а н о л е. Какие новости?