Современная словацкая повесть

На дворе у Терки на них никто не зыркал, никто не потешался над деревенской неотесанностью. Здесь они пережидали время до поезда, рассказывали хозяевам, что нового в деревне, кто родился, кто умер, кто разбогател, кто обнищал, пили бутылочное пиво, предусмотрительно купленное еще в городе, по дороге сюда, поскольку в магазин за углом пиво завозили редко, а Терка никогда этим добром не запасалась, у них в семье пиво пили только по воскресеньям за обедом, да и то разливное, посылали за ним Франтишека на набережную в пивную Фриштяков, а когда ее закрыли, Ферко стал ходить за пивом в трактир, что недалеко от портовых ворот…

По мере того как подрастал орех, гостей наезжало все меньше и меньше. Многие уже умерли, а те, кто помоложе, разъехались в разные края. Но временами кто-то из старых знакомых нет-нет да и вспоминал про тихий уголок на Сиреневой улице…

— Надо было их чем-то угостить, таких людей полагается уважить, так уж заведено испокон веков. Я даже приготовила кое-что, но у этого лысого до того строгое лицо! — корила себя мать. — Они так быстро ушли, что я не успела сказать: не откажите, гости дорогие, зайти на минутку, перекусить… Тебе бы взять и предложить, а ты стоял как истукан! Нехорошо получилось — отпустили их без угощения!

— Они сделали то, что положено, и пусть идут себе на здоровье, — возразил Франтишек.

— Нет, так нельзя…

— А что? По-твоему, надо было им подарок приготовить?

— Сосед рассказывал, что и такое делается.

— Это уж кто как умеет.

— В наше время, сынок, надо быть очень ловким, хитрым.

— Прекрати, прошу тебя!

— А сосед-то еще хотел с тобой советоваться! — улыбнулась мать.

— Богуш?

— Богуш.

— А мне он ничего не сказал… В таких делах я самый подходящий советчик. — Он тоже улыбнулся.

— Ой, только бы Зузка опять не осерчала, — испугалась мать.

— Я же предлагал позвать их, — напомнил он матери.

— Нет, пожалуй, лучше так, как оно и было.

— Ну чего ты с ними деликатничаешь? Не бойся ты их, делай по-своему, не позволяй морочить себе голову.

— Но ведь она мне дочь, а он — зять.

— Это верно.

— Они же мне не чужие! Может быть, мне уже недолго жить в этом доме, не хотелось бы ссориться с ними. Так же как и с тобой.

— Я понимаю, мама, — тихо согласился он.

— А деньги, что мне выплатят за дом, я разделю на две части, — приглушенно сказала мать, словно опасаясь, что их услышит еще кто-то. — Сколько ни дадут, все вам пойдет.

— Зачем, оставь лучше себе на расходы! — бросил он так резко, что мать даже опешила.

— Ну что я буду с ними делать? В чулке хранить? Нет, я все-таки разделю. А тебе они пригодятся.

— Нам денег хватит, лучше о себе подумай…

Мать развела руками:

— Накопите еще немного, добавите, может, машину купите.

— Зачем мне машина? Поездом удобнее и дешевле.

— Ну тогда что-нибудь другое… Скажем, дачку за городом, ты ведь так любил помогать отцу в саду.

— Это очень давно было, мама, — ответил он с улыбкой.

— Помнишь, ты держал кроликов, голубей, сколько радости они тебе доставляли, как увлеченно ты ухаживал за ними, скажи, что не так!

Он снова снисходительно улыбнулся.

— Все это уже ушло.

— А может, и не ушло.

Франтишек задумался. Лица его коснулось легкое дуновение давних знакомых запахов. Чуть-чуть, мельком пахнуло и исчезло.

— Кроликов я разводил только для того, чтобы мы почаще ели мясо. Вспомни, как тогда трудно было с мясом, — сказал Франтишек.

— Да, помню, было, — ответила мать. — А голуби? Их мы никогда не ели!

— Не хватало еще голубей есть, — покачал он головой. — Голуби — это другое…

— Вот видишь, — оживилась мать.

— Как давно все было! Кажется, даже эти цветы, — он кивнул на клумбу, — теперь уже пахнут иначе, чем тогда.

— Зузка мне тут рассказывала… Они вроде свою дачу собираются обшить деревом, — перескочила вдруг мать на совсем другое, и ее слова вернули сына к реальности.

— Чем-чем? Деревом? Да ведь они только в позапрошлом году ее построили, терразитовая штукатурка еще совсем свежая! Значит, они теперь ее посбивают и обошьют стены лиственничными дощечками?

— Я не знаю, — растерялась мать, — наверное, нет… Наверное, наложат обшивку поверх штукатурки. Или как?

Она вопросительно посмотрела на сына, но тот сидел, обхватив голову руками, и молчал.

— Откуда я знаю, как у них задумано. Может, обошьют дачу деревом изнутри, я не знаю…

Франтишек неподвижно сидел на скамье под орехом и, опустив голову, продолжал молчать.

Мать придвинулась к нему поближе.

— Что случилось, Ферко, что с тобой?

Но сын не ответил.

— Господи! Мальчик мой! — провела мать рукой по его волосам. — Ты же совсем седой!

— Седой, мама, седой, — проговорил он, вставая со скамейки.