Современная словацкая повесть

После того как старый голубятник ушел к своим питомцам, Франтишек тоже собрался уходить, а сосед Богуш вызвался проводить его и немного прогуляться. Но перед тем особняком они задержались, встретив у калитки его хозяина.

— Что, сосед, у вас уже были? — спросил он у Богуша.

— Завтра опять придут, — ответил Богуш.

— А я на сегодня отгул взял, — покачал головой хозяин.

— Ушли уже, — развел руками Богуш. — А вас это, может, и не коснется… Жалко ломать такой крепкий дом.

— Эх, еще как коснется, — вздохнул сосед.

— Да, недолго вы в нем пожили. — Франтишек окинул взглядом особняк, покрытый снаружи белой, еще не потемневшей штукатуркой.

— Черт вас дернул построиться именно здесь, — с легкой укоризной заметил Богуш.

Хозяин лишь пожал плечами. Потом, помолчав, все же ответил:

— Вон оно как бывает… Но что теперь говорить… Я уж это знаю… Второй раз за несколько лет… Нелегко это… — Говорил он отрывисто, делая короткие паузы, и после каждой, как бы наверстывая упущенное, выпаливал фразу на одном дыхании, пропуская звуки, отчего вся его речь непривычному слуху казалась маловразумительной. — Был у нас дом в Аранёше… В шестьдесят пятом завалился… грунтовые воды… Да и материал сырой… Нам могли бы новый построить, но жена… Ни к чему, говорит, он нам, ведь в городе работаем, лучше квартиру попросим в многоэтажке… Получили квартиру… Живу, а привыкнуть не могу… Через два года стал строить вот этот… Ох и намучился я с ним. — Он глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.

— Дом новый, так что заплатят вам прилично. Построите себе еще, — утешал его Богуш.

— Никто не заплатит… кто учтет работу… А нервы… А сколько я сунул тем за стройматериалы… Это мне кто заплатит… А рабочие… Один бог знает, сколько я им ставил палинки, вина, пива… — Голос у владельца самого нового дома на Сиреневой улице сорвался.

— Это точно, трудов со стройкой много, — подтвердил Богуш. — Официальная оценка — курам на смех…

— На смех, на смех… — подхватил тот.

— Но все-таки кое-что получите. Не так уж много. Снова построитесь, там, за вокзалом, в господском районе, — подбадривал Богуш. — Заживете среди сливок общества.

— Шутите… — насупился хозяин.

— У вас, наверное, будет первоочередное право на получение участка?

— Мне теперь все равно.

— Вы еще молодой, — рассудительно втолковывал Богуш. — Что-то вам возместят, и дело пойдет, кое-что подкопите, кое-что своруете, как другие, а там, глядишь, опять дом поставите…

— Мне негде воровать, — отвечал, покраснев, владелец дома, не похожего на все остальные по Сиреневой улице.

— Это я просто так, к слову, что называется, — пошел на попятную Богуш.

— Я не из тех, что воруют… Да им и воровать-то не надо… За них это делают другие… У таких дома сносить не станут…

— Вы только не серчайте, — успокоил Богуш соседа. — Мне известно, что этот дом не на ворованные деньги построен.

— А почему вам разрешили строительство, если все здесь рано или поздно должно пойти на слом? — задал Франтишек вопрос, который вертелся у него на языке.

— Видать, тогда об этом не подумали… — Мужчина более-менее успокоился.

— Кругом столько чиновников, и никто ничего не знает! Строят, ломают, снова строят и снова ломают, им же это плевое дело. Государство все спишет, черт бы их побрал! — вскипел Богуш.

— Планы меняют как хотят. Правая рука не знает, что делает левая, — подхватил Франтишек.

— Это правда, нет у людей уверенности… Сегодня так… завтра наоборот… И никто ни за что не отвечает… Разве так работают! — отвел душу и владелец дома.

Все замолчали. И в самом деле было о чем подумать.

Первым нарушил молчание снова помрачневший «новосел».

— Завтра ко мне заявятся… Не знаете, сосед, придут те же самые?

— Наверняка те же. У них район поделен. Нашу улицу закончит осматривать, конечно, тот лысый.

— Поскорей бы… И пропадай все пропадом… Конец! — воскликнул, бодрясь, хозяин особняка. Но прозвучало это не слишком убедительно.

— Пропадай все пропадом, — серьезно повторил Богуш.

— Вот придет лысый… насчитает сумму… хоть узнаю, чего я стою, — вымученно пытался пошутить горемыка.

— Нет, сразу он вам ничего не скажет. Они позже пришлют документы, — объяснил ему Богуш.

— Но…

— Так, с лету, они ничего не решают. Надо подождать. Я попросил его хотя бы приблизительно сказать, на что можно надеяться, а он в ответ только огрызнулся… Не пойму, за что он на меня взъелся. — Богуш повернулся к Франтишеку. — А у вас как было? Он сказал вам, что почем?

— Не сказал.

— Честно?

— Я же вам говорю… Впрочем, мне безразлично, как все сложится, — махнул рукой Франтишек.

— Тебе не должно быть безразлично, — с укоризной посмотрел на него Богуш. — Хотя бы из-за матери. Старую женщину могут ободрать как липку…

Ага, подумал Франтишек, вот откуда ветер дует! Теперь понятно, кто посеял в ней сомнения!

— Мне других забот хватает, — пробормотал он.

— Значит, и вы ничего не знаете. Тогда мы в равном положении, — успокоился Богуш.

— В равном, — заверил его Франтишек. Но тут же, вспомнив, добавил: — Хотя не совсем, кое-что нам известно. Кое-что лысый оценил…

— Не води меня за нос, — болезненно поморщился Богуш. — Что он у вас оценил?