В начале XIX века немецкий фармацевт Фридрих Сертюрнер выделил из опия чистый морфин. Вещество нашло широкое применение в медицине, хотя в каких-то случаях это и подвергалось критике. Например, некоторые христиане возражали против использования морфина во время родов, ссылаясь на то, что это противоречит Божьему замыслу, как он изложен в Библии: «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей»[531]
. Однако эти препятствия были преодолены, и в первой половине XIX века по всему миру наблюдался бурный прогресс, увенчавшийся успешным использованием эфира для общей анестезии. Врачи наконец получили контроль и над болью, и над сознанием. Хотя в первую очередь анестетики и анальгетики начали применяться в хирургии, быстро стало очевидно, что впервые в истории возникла возможность облегчать боль всех видов.Джон Уоррен, основатель
С тех пор как в хирургических операциях установилась практика использования эфира, его прежняя практическая ценность в облегчении предсмертной агонии побудила меня использовать его более свободно и решительно… Ценность этого открытия окажется значительно выше, поскольку число тех, кто испытывает страдания в ходе борьбы между жизнью и смертью, выше числа тех, кто вынужден подвергаться болезненным хирургическим операциям[532]
.Уоррен ценил возможность облегчить страдания в конце жизни, отмечая: «Если мы найдем средство предотвращения или облегчения этих страданий, великий переход можно будет наблюдать без ужаса и даже волнения».
Больше того, Уоррен утверждал, что в некоторых случаях анестезия стала сдерживающим фактором для эвтаназии:
Когда пациента приговаривают лечь под нож, какие только ужасы не начинает рисовать его воображение… Неудивительно, что многие из них не готовы пойти на это; неудивительно, что некоторые, доведенные до отчаянья, решают предвосхитить свои страдания добровольной смертью. Ужас перед операцией толкнул на самоубийство одного местного джентльмена, который страдал от камня в мочевом пузыре[533]
.Хотя Джон Уоррен никогда не выписывал эфир, хлороформ или морфин специально, чтобы прервать чью-то жизнь, создавалось ощущение, что момент, когда это сделает кто-то другой, неизбежно наступит. Как это и повелось в дальнейшем, пропагандистом активной эвтаназии стал человек, который не был по специальности врачом.
Бирмингемский теоретический клуб был объединением мыслителей и философов, которые собирались для обсуждения тем общего характера. Читавшиеся там доклады впоследствии публиковались. Самым популярным из всех стал доклад, прочитанный в 1870 году никому до тех пор неизвестным господином по имени Сэмюэль Уильямс. Он поставил перед аудиторией вопрос: «Почему пациента, которого собирается оперировать хирург, мы всегда избавляем от предстоящих страданий, но пациент, который вот-вот испытает самую худшую боль, какую только может причинить сама природа, остается без нашей помощи или даже надежды на нее?»[534]
Затем он высказал свое мнение, «что во всех случаях безнадежной и причиняющей страдания болезни в формальные обязанности медика должно входить применение хлороформа, когда того пожелает пациент… чтобы немедленно загасить сознание и предать страдающего человека быстрой и безболезненной смерти». При этом он оговорил непременные условия такого вмешательства: «Должно быть сделано все для предотвращения любого возможного злоупотребления подобными полномочиями; также следует предпринять все меры для установления факта применения вещества в соответствии с явно высказанным пожеланием пациента».