Современная венгерская пьеса

Т а м а ш (все раздраженнее). Оставь свои догадки и недомолвки. Я устал, хочу спать. (И, поскольку Ева продолжает стоять молча, вдруг вспыхивает, решив раз и навсегда покончить с этим разговором.) А если я скажу, что знаю, что это, — что тогда?!. Ну что ты молчишь, что ты разыгрываешь комедию? На прошлой неделе мы работали в Тисафюзеше. Там подвернулась одна смазливая бабенка, молодая, кровь с молоком, вот я за ней и поволочился. Любой мужчина на моем месте поступил бы так же. Что в этом предосудительного? Не нужно мещанских сантиментов! Если угодно, могу торжественно заверить — мне нет до нее дела, мы расстались навсегда. И доведись мне еще раз с ней повстречаться, я ей за этот ночной звонок набью морду.

Е в а (подойдя ближе к судейскому столу, обращается к невидимому судье). Его грубый тон оскорбил меня больше, чем сам факт измены. Я почувствовала себя глубоко обиженной его бесстыдным цинизмом, его грубостью. Меня задело, как безжалостно он унизил мое женское самолюбие, а его даже не интересовало, обидел ли он меня?

Т а м а ш (идет следом за ней). А если я здесь, перед судьей, спрошу: ты всегда и во всем соблюдала мне верность?

Е в а. Нет.

Т а м а ш. Словом, подтверждаешь? Подтверждаешь даже здесь, на суде?

Е в а. Да.

Сцена погружается в темноту.

Когда свет загорается, Е в а  и  Т а м а ш  стоят посередине сцены. Одновременно освещается стол, за которым заседала дисциплинарная комиссия, и зал суда, в котором слушался бракоразводный процесс.

БРАКОРАЗВОДНЫЙ ПРОЦЕСС

Х о л л о д и (стоит на возвышении за судейским столом, читает решение суда). Центральный окружной суд Будапешта, рассмотрев бракоразводное дело Тамаша Шолтэса и его жены, урожденной Евы Хорват, и, основываясь на данных суду показаниях, объявляет их брак расторгнутым.

ЗАСЕДАНИЕ ДИСЦИПЛИНАРНОЙ КОМИССИИ

За столом виден только  Ф а б и а н, юрисконсульт.

Ф а б и а н (стоя читает решение дисциплинарной комиссии). Учитывая имеющиеся в распоряжении комиссии заключения экспертов и принимая во внимание свидетельские показания, которые были даны в ходе рассмотрения дисциплинарного дела инженера Шолтэса, комиссия большинством голосов считает, что данных, подтверждающих его вину, не имеется и предъявлять ему претензии за упущения в работе нет оснований.

Сцена погружается в темноту.

З а н а в е с.

Действие третье

Квартира Шолтэсов. Та же комната, что и в первом действии, только освещение изменилось. Комната Тамаша залита утренним солнцем.

Т а м а ш, лежа на тахте, читает, правая нога, обутая в домашнюю туфлю, покоится на пуфе.

Раздается звонок. Тамаш тяжело приподнимается и, осторожно ступая на правую ногу, идет открывать дверь. Через секунду возвращается с  Е в о й. Впереди идет она, за ней — Тамаш.

Е в а (заметив, что он слегка прихрамывает). Что у тебя с ногой? Что случилось?

Т а м а ш. Ох, не спрашивай, просто нелепый случай. (С досадой.) Иду по тротуару, и вдруг подвертывается нога. Ну хоть бы споткнулся обо что-либо… Так нет! Подвернул на гладком тротуаре. Словом, растяжение связок. Да сядь ты, чтоб я тоже мог сесть.

Е в а. С каких это пор ты стал так изысканно вежлив? (Тут же смягчает тон.) Не сердись, я не хотела тебя обидеть… (Быстро садится.)

Т а м а ш (тоже садится). Вот уже три недели торчу дома, нахохлившись, словно больной гусак. Представь себе, я прочел сентиментальный роман Этвеша «Картезианец»{162}.

Е в а. Почему именно «Картезианца»?

Т а м а ш. А не все ли равно?

Е в а (сухо). Нет.

Т а м а ш (все время внимательно следит за ней). Вот видишь, ты принимаешь на веру все дурное, все отрицательное, что может быть во мне. (Берет книгу, которую читал перед приходом Евы.) Я читаю Хемингуэя, его новеллы. А ты сразу же поверила, будто я увлекся чтивом.

Е в а. Разве для тебя это не безразлично?

Т а м а ш. Нет. (Короткая пауза.) И никогда не было безразличным.