Современная венгерская пьеса

Т а м а ш. А что в твоих словах было правдой, а что нет?

Е в а. Ответить? (Очень серьезно.) Не уверена, способен ли ты понять чистую правду? (С минуту раздумывает, затем просто и серьезно.) Я никогда тебе не изменяла.

Т а м а ш (недоверчиво). Не изменяла? В таком случае как понять все случившееся?

Е в а. Вот ты ничего и не понял. Ты ни о чем не догадался до сих пор? В тот вечер я не могла поступить иначе.

Т а м а ш. Зачем, зачем ты это сделала?

Е в а. Чтобы задеть тебя, сбить с тебя самоуверенность, лишить чувства превосходства, убедить в твоем страшном эгоизме. Помнишь, что случилось в тот вечер? Мы бросили несчастного мотоциклиста на произвол судьбы, к тебе пришла девушка, просила помочь, но ты с возмутительным бессердечием отделался от нее, просто выгнал, и затем пришел Кернэр. Ты и его выставил за дверь, и тут ты был прав. Но Кернэр не из тех, кто легко сдается, и он решил тебе отомстить. Зная твое болезненное самолюбие, он великолепно сыграл на нем, правильно рассчитал все и нанес точный удар. И ты поверил. Поверил, что я его любовница. Но как же ты мог так легко поверить этому? Разве мы не прожили вместе целых пять лет? Разве ты не знал меня? Почему ты так легко поверил в эту грубую ложь?

Т а м а ш (перебивает). Но ты же сама призналась!

Е в а. Я не могла поступить иначе. Ты меня оскорбил, унизил…

Т а м а ш (перебивая). Кто тебя унизил?

Е в а (почти кричит). Кто? Ты! Только ты! Унизил тем, что сразу поверил! Оскорбил тем, что остался равнодушным и невозмутимым. Тебе хотелось только одного — узнать, кто были мои поклонники и сколько их у меня было! Да еще — долго ли длилась моя связь с Золи Кернэром! Что, неправда? Нет, правда, и тебе все это понадобилось только для того, чтобы знать, как вести себя среди наших общих знакомых.

Т а м а ш. И потому ты призналась?

Е в а. Мне хотелось бросить тебе вызов. Сбить с тебя спесь, хоть на мгновение поколебать твою наглую самоуверенность, твой эгоизм!

Т а м а ш. Это тебе полностью удалось.

Е в а. Нет, ты ошибаешься. Ты был всегда непробиваем. Ведь тогда ты легко мог разоблачить меня, у тебя были основания не поверить в мое так называемое признание. Если б ты чуть больше думал обо мне, то увидел бы, что мое признание шито белыми нитками. Но ты думал только о себе, о своем оскорбленном самолюбии, и тебя интересовало лишь одно — много ли удовольствий доставляет мне Золи.

Т а м а ш. До сих пор не понимаю, как ты могла сказать, что изменяла мне?

Е в а. Потому что, живя с тобой целых пять лет, я всегда и во всем чувствовала твою отчужденность. Тебя мало интересовала моя жизнь, и я имела все основания изменить тебе, но я этого не делала. Ты ведь знаешь, я слишком разборчива, да и труслива немного, чтобы пойти на это. Но ты делал все, чтобы меня оттолкнуть. Помнишь ночные телефонные звонки?

Т а м а ш. Значит, ты говоришь, что не изменяла мне? Хочется, но трудно поверить. Ты же сама призналась!

Е в а. Будь ты более внимательным, ты мог бы в тот же вечер опровергнуть мое нелепое признание. У тебя могли быть неопровержимые доказательства.

Т а м а ш. Доказательства? Значит, их могло быть много?

Е в а. Конечно. Вспомни тот вечер. Я предложила Золи закурить, протянула ему сигареты. Будь я действительно ему близкой, я знала бы, что он давно не курит, а когда принесла кофе, хотела положить в чашку сахар. Причину его отказа мне тоже полагалось бы знать, но я принялась его расспрашивать: «Почему, отчего, да что с тобой случилось?» Помнишь, что он отвечал? «Я трус, меня напугали врачи, я струхнул…» Много у тебя было возможностей усомниться тогда в моем признании, но ты этого не сделал. Ты не можешь и сейчас мне поверить. (С иронией.) Единственное, что теперь доставляет мне удовлетворение, — ты не будешь спокоен, начнешь терзаться сомнениями: «Может, и на сей раз Ева ловко разыграла комедию?» Вот и все мое безотрадное утешение — хоть немного, да поколебала твою самоуверенность.

Т а м а ш. Все-таки не могу понять: как ты могла признаться в супружеской неверности? Вот так прямо и заявить судье: неверна, мол. И это сделала ты, именно ты?

Е в а (упавшим голосом). Потому что ни в грош себя не ставлю с тех пор, как мы оставили в канаве несчастного мотоциклиста, я не уважаю себя.

Т а м а ш (раздраженно). О боже! Мы уже сто раз об этом говорили… Теперь ты снова заладила…

Е в а. Да, заладила… Я за многое теперь себя корю: и за то, что бросила университет, и за то, что держалась за эту уютную квартиру, дорожила всем этим комфортом, твоей машиной, и даже за то, что принимала участие в твоих развлечениях.

Т а м а ш. Машина принадлежит нам обоим.

Е в а. Да, обоим. Но я, собственно, стыжусь не самой машины, а того, какой ценой она нам досталась. Мне слишком дорого пришлось за нее расплачиваться. Я всегда тебе уступала, ты всегда поступал как хотел.

В передней раздается звонок.

Т а м а ш. Пойду посмотрю, кто это. Возможно, врач.