Героине романа любящая приемная мать обеспечила сказочное детство в прямом смысле этого слова. Маленькой Плектруде было доказано, что она исключительная. Разумеется, подрастающая балерина и от жизни ждала невероятных приключений: реальности сказки казались ей естественными реальностями мира действительного. Например, она не боялась, как все дети, темноты, так как с «несокрушимой уверенностью» знала, что она «королева всех, кто живет во мраке». Поступление в балетную школу предоставило ей дополнительные возможности для превращения своей жизни в произведение искусства: «Она так сжилась со своим искусством, что превращала в балет любой, даже самый мелкий эпизод». Жизнь по законам хореографии требовала от нее недетского мужества и изобретательности: красотой и трагическим духом танца наделялись детские игры, непременно грозящие риском для жизни; мечтая о любви, Плектруда выдумывала такие невероятные истории, в которых любовники обязательно должны были спасать друг друга от смерти; даже ответ у школьной доски становился спектаклем одного актера в духе театра абсурда. Грани между жизнью и творчеством для Плектруды не существовало: «Вечно та превращала свою жизнь в спектакль, вечно ее тянуло к чему-то возвышенному и героическому, к смертельной опасности, от которой могло спасти только чудо». В этом Амели Нотомб вольно или невольно снова воплощает одну из оригинальных особенностей традиций декаданса: «метаморфоза жизни в творчество» [1, 21], – и наоборот, творчества в жизнь, ведь декаданс – единственное литературное направление, чьи опыты выходили за рамки художественной образности и превращались писателями в эксперимент над собственной жизнью.
С тех пор, как героиня впервые встанет на пуанты, балет превратится для нее в религию. Танцующая, она станет подобна жрице Диониса, совершающей вакхическое священнодействие: в танце она «познавала неистовый восторг, опьяняющую легкость взлета», растворялась в экстазе. Для ранних декадентов было свойственно обожествление творчества, в котором художник являлся и «святым искусства», и проповедником новой религии, и грешником, и жертвой одновременно. Искусство превращалось в мистерию жертвоприношения, «желание расходовать всего себя в художественном слове» [1, 19] лежало в основе творческого порыва. Героиня романа Амели Нотомб до самозабвения была предана балету, танец стал «единственным способом перенестись в иную реальность. Он оправдывал любую аскезу». Нахождение Плектруды в искусстве вполне подходило под метафорическое определение творчества «как непрекращающейся трагедии отречения» [1, 31]: еще в детстве «ей хотелось, чтобы ее изгнали, отвергли, выбросили из общества сверстников как инородное тело», – жизнью на грани искусства она этого добилась. В балетной школе Плектруда без сожаления отрекалась от себя: изнуряя себя голодом, она теряла не только килограммы, но и то, что человека делает личностью: волю, любовь, желания… Свое любимое дело она превратила в храм и камеру пыток одновременно.