Читаем Современное христианское мифотворчество и разрушение мифов полностью

В-четвёртых, широкий контекст этой фразы, конечно же, отсылает нас к идее Церкви. Христос заканчивает учение об обличении согрешающего брата (в стихе 15 слова «против тебя» — скорее всего интерполяция, и фраза звучит так: «Если же согрешит брат твой…»). Последняя инстанция, обличающая согрешающего брата — это Церковь. Если брат не слушает Церкви, то он становится для христиан как язычник (то есть теперь у них разные богослужения) и мытарь (то есть степень доверия такому человеку теперь весьма невысока). Далее, в стихе 18, Господь наделяет Церковь правом решать судьбу нераскаявшегося грешника, приравнивая решение Церкви к небесному решению. А вот стих 19 начинается со слов: «Опять говорю вам» (в синодальном тексте: «Истинно также говорю вам…»). Складывается впечатление, что Иисус продолжает говорить на ту же тему. И молитва, о которой надо согласиться, для совершения которой Христос нас собирает, и на которую Бог обязательно даст ответ — это молитва о согрешившем брате, который отлучён от Церкви. Ведь цель отлучения от Церкви состоит не в том, чтобы выразить всенародное «фу!» грешнику, а в том, чтобы вернуть заблудшего брата на путь истинный. Кажется, что об этом же писал и Иоанн: «Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и [Бог] даст ему жизнь, [то есть] согрешающему [грехом] не к смерти. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился» (1 Ин. 5:16).

Итак, молитесь о заблудших! И даже если вас мало, но вы будете единодушны в молитве, то Бог сделает всё, чтобы вернуть грешника к Себе! Ему ведь не надо далеко ходить, Он среди вас!


8. Миф о грехе к смерти



Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и [Бог] даст ему жизнь, [то есть] согрешающему [грехом] не к смерти. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился. Всякая неправда есть грех; но есть грех не к смерти.

1 Ин. 5:16,17


Казалось бы, что общего у протестантов и католиков?

На самом деле общего много, но уж никак не предполагал я, сколь многие протестантские толкователи поддерживают католическое учение о смертных грехах…

Подобает оценивать грехи по их тяжести. Уже ощутимое в Писании, различие между грехом смертным и грехом обыденным (повседневным, или простительным) прочно вошло в Предание Церкви. Оно подкреплено человеческим опытом (Католический катехизис, пункт 1854).


Грехов таких, что с точки зрения католиков ведут к духовной смерти, — семь.

1. Гордыня

2. Зависть

3. Чревоугодие

4. Блуд

5. Гнев

6. Алчность

7. Уныние


(У православных можно встретить нечто подобное в трудах Игнатия Брянчанинова. Правда, он в сочинении «Восемь главных страстей с их подразделениями и отраслями» приводит список из восьми пунктов: чревообъядение, любодеяние, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость…)

Но с католиками всё ясно. Им так верить ещё папа Григорий Великий велел. И тут уж ничего не поделаешь.

Я был поражён, узнав, что многие из евангельских христиан толкуют текст из Первого Послания Иоанна в соответствии с католическим «разделением» грехов на смертные и бессмерт… то есть несмертные…

Вот цитата с католического ресурса:

Лишь в одном месте Первого Послания апостола Иоанна упоминается различие между смертным грехом, в результате которого человек становится совершенно закрытым для Бога, и «грехом не к смерти», при котором человек не полностью устранил себя от веры и любви к Богу. Различение между смертным и несмертным грехом апостол Иоанн основывает на осознанности и, так сказать, целенаправленности. Если человек сознательно противится Богу, — это грех к смерти, как бы мал он ни был. Если же человек согрешает от неспособности сопротивляться своей повреждённой грехом природе, но воля его всё же противостоит этому (или если человек просто не осознаёт греховности своих поступков) — в этом случае для него не закрыта возможность покаяния.


А вот цитата с одного протестантского ресурса, где также толкуют 1 Ин. 5:16,17:

Перейти на страницу:

Похожие книги

История патристической философии
История патристической философии

Первая встреча философии и христианства представлена известной речью апостола Павла в Ареопаге перед лицом Афинян. В этом есть что–то символичное» с учетом как места» так и тем, затронутых в этой речи: Бог, Промысел о мире и, главное» телесное воскресение. И именно этот последний пункт был способен не допустить любой дальнейший обмен между двумя культурами. Но то» что актуально для первоначального христианства, в равной ли мере имеет силу и для последующих веков? А этим векам и посвящено настоящее исследование. Суть проблемы остается неизменной: до какого предела можно говорить об эллинизации раннего христианства» с одной стороны, и о сохранении особенностей религии» ведущей свое происхождение от иудаизма» с другой? «Дискуссия должна сосредоточиться не на факте эллинизации, а скорее на способе и на мере, сообразно с которыми она себя проявила».Итак, что же видели христианские философы в философии языческой? Об этом говорится в контексте постоянных споров между христианами и язычниками, в ходе которых христиане как защищают собственные подходы, так и ведут полемику с языческим обществом и языческой культурой. Исследование Клаудио Морескини стремится синтезировать шесть веков христианской мысли.

Клаудио Морескини

Православие / Христианство / Религия / Эзотерика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство