Современные польские повести

— Очень просто! Компьютер не может работать без машинного кода, а здесь, — развел он руками, — что мы будем кодировать? Допустим, что в Неаполе действует новая шайка торговцев наркотиками и что гостиница — то место, где покупателям вручают товар, скажем, заменяя им соль в определенных солонках; разве время от времени эти солонки не могут поменять местами? И разве опасности отравления не подвергались бы в первую очередь люди, любящие пересаливать еду? Но каким образом, спрашиваю я вас, мог бы это вычислить компьютер, если во введенных данных не будет ни одного бита об этих солонках, о наркотике и о кулинарных пристрастиях жертв?

Я с уважением посмотрел на него. С какой легкостью брал он прямо из воздуха такие концепции! До нас донесся звон колокольчика, который становился все пронзительней, потом он оборвался, и я услышал женский голос, отчитывающий ребенка. Барт поднялся.

— Нам пора… Ужинаем мы всегда в одно время.

В столовой на столе горел длинный ряд розовых свечей. Еще на лестнице Барт шепнул мне, что вместе со всеми ужинает его девяностолетняя бабушка, хорошо сохранившаяся, пожалуй, даже несколько эксцентричная. Я понял это как приглашение ничему не удивляться, но не успел ответить, поскольку настало время знакомиться с обитателями дома. Кроме троих детей, которых я уже знал, и мадам Барт, я увидел сидевшую в резном кресле, таком же, как и наверху в кабинете, старуху, одетую во все фиолетовое, словно епископ. На груди у нее искрился бриллиантиками старомодный лорнет, а ее маленькие черные, как блестящие камешки, глазки вонзились в меня. Энергичным жестом она подала мне руку, подняв ее так высоко, что пришлось ее поцеловать, чего я никогда не делаю, и неожиданно сильным, мужским голосом, словно он принадлежал другому человеку, как в неудачно озвученном фильме, сказала:

— Значит, вы астронавт? Мне еще не приходилось ужинать с астронавтом.

Барт удивился. Его жена объяснила, что бабушке рассказали обо мне дети. Старуха велела мне сесть рядом и говорить громко, потому что она плохо слышит. Возле ее прибора лежал напоминающий дольки фасоли слуховой аппарат, которым она почему-то не пользовалась.

— Вы будете развлекать меня беседой. Не думаю, чтобы мне скоро мог бы представиться такой случай. Расскажите, как в действительности выглядит Земля оттуда, сверху. Я не верю фотографиям!

— И правильно делаете, — сказал я, подавая ей салат, развеселившись оттого, что она так бесцеремонно за меня взялась. — Никакие фотографии не могут этого передать, особенно когда орбита низка, потому что Земля тогда заменяет небо! Она становится небом. Не заслоняет его, а становится им. Такое создается впечатление.

— Действительно ли это так прекрасно? — В ее голосе прозвучало сомнение.

— Мне понравилось. Самое сильное впечатление на меня произвела пустынность Земли. Не видно ни городов, ни дорог, ни портов — ничего, только океаны, материки и тучи. Впрочем, океаны и материки примерно такие, какими мы узнали их в школе, на уроках географии. Зато тучи… показались мне очень странными, может потому, что они так не похожи на тучи.

— А на что похожи?

— Это зависит от высоты орбиты. С самого большого расстояния они напоминают очень старую, сморщенную шкуру носорога, такую синевато-серую, с трещинами. А при приближении выглядят как разномастная овечья шерсть, расчесанная гребнями.

— А на Луне вы были?

— Нет, к сожалению.

Я приготовился к дальнейшим расспросам о космосе, но она неожиданно переменила тему:

— По-французски вы говорите совершенно свободно, хотя как-то странно. Иногда употребляете другие слова… Вы не из Канады?

— Мои родители оттуда. А я родился уже в Штатах.

— Вот видите. Ваша мать француженка?

— Да, по происхождению.

Я видел, как Барт с женой бросали взгляды на старую даму, словно пытаясь умерить ее любопытство, но она не обращала на это внимания.

— И мать говорила с вами по-французски?

— Да.

— Вас зовут Джон. Но она наверняка называла вас Жаном.

— Да.

— Тогда и я буду называть вас так. Будьте любезны, отодвиньте от меня эту спаржу. Мне ее нельзя есть. Суть старости, мсье Жан, в том, что приобретаешь опыт, которым нельзя воспользоваться. И поэтому они, — показала она на остальных, — правы, не считаясь со мной. Вы об этом ничего не знаете, но между семидесятым и девяностым годом жизни — большая разница. П р и н ц и п и а л ь н а я, — подчеркнула она и умолкла, так как принялась за еду. Оживилась только тогда, когда меняли тарелки.

— Сколько раз вы побывали в космосе?

— Дважды. Но я недалеко улетел от Земли. Если сравнить ее с яблоком, то на расстояние, равное толщине кожицы.

— Вы скромны?

— Скорее напротив.

Это была довольно странная и не могу даже сказать, что неприятная беседа, так как старая дама обладала каким-то особым обаянием. Поэтому к продолжению допроса я отнесся без раздражения.

— Считаете ли вы, что и женщины должны летать в космос?

— Как-то над этим не задумывался, — ответил я совершенно искренне. — Если им захочется, то почему бы и нет?