Читаем Современные польские повести полностью

— Но ведь достаточно пятиминутного дождя, и каждый гвоздь  н а в е р н я к а  получит свою каплю воды…

— Как это… — Я только теперь начал понимать, куда он клонит.

— Да, да, да! Моя позиция радикальна. Загадки нет вообще. Любую возможность предопределяет мощность множества событий. Чем мощнее множество, тем неправдоподобнее события могут в нем происходить.

— Нет серии жертв?

— Жертвы-то есть. Но их породили вероятностные процессы. Из бездны случайностей, о которой я уже упоминал, рассказывая вам анекдот, вы выхватили некую изолированную часть, отличающуюся многофакторным подобием. Вы рассматриваете ее как целую серию, и отсюда ее загадочность.

— Итак, вы, как и мсье Лапидус, считаете, что надо искать пресеченные случаи?

— Нет. Я так не считаю, потому что вы их не найдете. Множество солдат на передовой включает в себя подмножество убитых и раненых. Это подмножество выделить нетрудно, но вы не выделите подмножество солдат, оказавшихся на волосок от пули, так как они ничем не отличаются от солдат, которых пули обходили за километр. Поэтому успеха в вашем деле вы можете добиться лишь по воле случая. Противника, избравшего случайностную стратегию, можно победить только его же оружием!

— Что вам тут опять мсье Соссюр рассказывает?.. — послышалось сзади. Это подошел Барт в сопровождении худого седеющего мужчины. Он представил мне его, но я не разобрал фамилии. Барт относился к Соссюру не как к члену своей группы, а как к уникальному экземпляру. Я узнал, что год назад математик работал в «Фютюрибль», откуда перешел во французскую группу СЕТИ, изучающую космические цивилизации, но нигде не смог ужиться. Я поинтересовался, что он думает об этих цивилизациях, считает ли он, что их тоже нет.

— Это уже не так просто, — заявил он, вставая. — Другие цивилизации существуют, хотя и не существуют.

— Как это понимать?

— Не существуют как эквиваленты наших представлений о них, следовательно, то, что составляет их цивилизацию, человек цивилизацией бы не назвал.

— Возможно, — согласился я, — но в их множестве должно быть как-то очерчено и наше место, не так ли? Либо мы заурядная посредственность космоса, либо аномалия, может, и самая крайняя.

Прислушивающиеся к нашей беседе расхохотались. Я с удивлением узнал, что именно такого рода аргументация и заставила Соссюра уйти из СЕТИ. Один он сохранил серьезность. Молчал, играя своим калькулятором как брелоком. Прорвав кольцо окружавших нас людей, я увел его к столу, подал бокал вина, сам взял другой, выпил за его понимание этих цивилизаций и попросил ознакомить меня с его концепцией.

Это лучшая тактика, я перенял ее от Фицпатрика: надо вести себя так, чтобы нельзя было понять, серьезен ты или шутишь. Соссюр стал растолковывать мне, что весь научный прогресс не что иное, как постепенный отказ от  п р о с т о т ы  мира. Раньше человеку хотелось, чтобы все было просто, пускай даже и загадочно. Единый бог, единый закон природы, один тип возникновения разума во Вселенной и так далее. Возьмем астрономию. Она утверждала, что все сущее — это звезды существующие, возникающие и потухшие плюс их обломки в виде планет. Однако ей пришлось согласиться с тем, что многие космические явления эта схема не вмещает. Человеческая тяга к простоте способствовала успеху «бритвы Оккама», отвергавшей возможность умножать сущности — классифицирующие ячейки — сверх необходимости. Однако разнородность, которую мы не хотели принять к сведению, побеждает наши предубеждения. Сейчас физики уже вывернули сентенцию Оккама наизнанку, утверждая, что возможно все, кроме запрещенного. Все в физике. А разнородность цивилизаций гораздо бо́льшая, чем разнородность физических явлений.

Я бы с охотой послушал его еще, но Лапидус потащил меня к врачам и биологам. Их мнение было единым: мало данных! Надо проверить гипотезу, что серия смертей есть результат чувствительности определенных врожденных качеств организма к какому-то компоненту микробиосферы Неаполя. Следует взять две группы мужчин примерно сорока — пятидесяти лет, пикнического типа, отобранных по жребию, и купать их в неаполитанском сероводороде, жечь в лучах солнца, делать им массаж, заставлять потеть, опалять кварцем, пугать фильмами ужасов, возбуждать порнографией и ждать, пока кто-нибудь из них окончательно не спятит. Вот тогда надо взяться за анализ наследственности этих людей, изучить генеалогическое древо, найти там случаи внезапных и невыясненных смертей, и в этом компьютер наверняка окажет нам колоссальную услугу! Одни говорили, обращаясь ко мне, другие беседовали между собой о химическом составе лечебных вод и воздуха, об адренохромах, о шизофреническом бреде на почве нарушения обмена, пока доктор Барт не выручил меня, решив познакомить с юристами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека польской литературы

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее