Современный югославский детектив

— Да дело–то несложное, — говорил Гашпарац, почувствовав, как его облеченное в слова волнение настоятельно пробивается наружу, как ему самому необходимо услышать произнесенные вслух комбинации, которые рождались у него в голове. — Ты лучше меня знаешь положение дел на наших внутренних авиалиниях. Самолеты следуют друг за другом, с небольшими интервалами, и в основном одни и те же. Сплитский самолет сразу после прибытия вылетает обратно в Загреб. Все зависит от дня недели. Бывает, за пять–шесть часов они делают на линии несколько рейсов. Интервал между прибытием в Загреб и вылетом в Сплит не больше часа.

— Да, да… ты прав, точно, он в это время…

— Это совсем нетрудно, — снова перебил Гашпарац инспектора, не в силах совладать со своей потребностью говорить. — Если заранее купить билеты из Сплита и из Загреба — плевое дело.

— Верно, верно, а «Гефест» находится почти в Горице. До аэропорта рукой подать. На машине не больше десяти минут.

— Вот так, поехал в «Гефест», взял деньги. Вернулся в аэропорт вовремя, за пятнадцать минут до вылета, как предусмотрено правилами, прошел регистрацию. И возвратился в Сплит. Единственная задача для него была — незаметно проскользнуть в номер. И это ему удалось.

— Да… — размышлял инспектор. — Не исключено, что он воспользовался самолетами разных авиакомпаний, это еще лучше… Просто взял да открыл ключиком сейф, потому что знал: подозрение может пасть на любого из служащих. Каждый при существовавшей неразберихе мог сделать себе копию ключей.

— Да еще постарался бросить тень на Валента… Только фотография смешала ему все карты.

— Хоть и сделана была без всякой задней мысли. Совсем случайно, я в этом уверен.

— Я тоже. Чистое совпадение. Вот и возьми.

— Теперь фотография может служить доказательством, на ней виден номер машины, — поддакивал Штрекар. Ему тоже хотелось высказаться, а в голове уже рождались целые фразы будущего отчета.

Приехал фотограф. Еще с порога он опасливо оглядел помещение, тревожась за судьбу своего имущества, и особенно аппаратуры.

— Будьте любезны, проверьте, — обратился к нему Штрекар, — все в порядке, ничего не разбито, даже не сдвинуто с места. Кроме вот этого стула.

— Ах, стул — это ерунда… — с облегчением сказал фотограф, установив, что к ширме, за которой находились камеры и наиболее ценная аппаратура, никто не прикасался.

Они распрощались. Штрекар поблагодарил фотографа, объяснил, как составить счет за понесенный ущерб, и посоветовал незамедлительно его предъявить.

Они вышли и сели в машину.

— Знаешь что, — к удивлению Гашпараца, предложил Штрекар. — Сейчас в больнице дежурит мой приятель, тот, с усами. Поехали, навестим Валента.

Они поехали. Сначала ехали молча, занятые каждый своими мыслями. Гашпарац смотрел прямо перед собой и чувствовал, как им овладевает усталость, утомление от обессилевших рук и ног устремляется к голове. Только в левой ноге ощущалась повышенная пульсация, и его снова передернуло при воспоминании о том, как хрустнули кости черепа.

— Ты будешь смеяться, но на меня порой находит сентиментальность, — заговорил Штрекар, объясняя желание проведать Валента. — Я почему–то всегда задаю себе вопрос: какие причины заставляют людей идти против закона. Неужели игра стоит свеч?

— На этот раз, — сказал Гашпарац, — действительно дело достойно удивления. Виновата любовь.

XXX

На темно–синем небе мерцали яркие крупные звезды, каких никогда не увидишь в городе из–за бесчисленных фонарей. А город почивал в глубокой ночи, лишь откуда–то издалека по временам доносился звон подъемника и перестук колес. Где–то поблизости лаяли собаки, совсем как в деревне. Темнели очертания больничных корпусов. Друзья сидели на низенькой каменной ограде и прикуривали сигареты одну от другой, потому что спички кончились. Было прохладно, они вполголоса беседовали, а Гашпарац вздрагивал — то ли от свежести, то ли от нервного возбуждения.

Сейчас, когда все осталось позади, он не мог совладать с нервной системой и, пока ждали врача, вызванного на срочную операцию, чувствовал неудержимую потребность говорить, и высказать все, что думает о случившемся. Но еще более он ощущал потребность пробудить такое же волнение у своего собеседника, сообщить ему то потрясение, которое испытывал сам и не мог сдержать, поэтому инспектор вопреки привычке то и дело касался рукой его плеча, желая успокоить.