Современный югославский детектив

— У нее нашли номер моего телефона, — начал он. — Я же с ней никогда ни о чем не разговаривал и даже не слышал о ее существовании. В милиции установили, что у девушки не было повода обращаться к адвокату. Это меня и заинтересовало. Согласитесь, странно обнаружить номер своего телефона в сумочке убитой женщины.

— Ах, вот как? — только и сказала посетительница.

— Кроме того, — продолжал Гашпарац идти напрямик и тем самым надеясь завоевать ее доверие, — я получил бандероль, имеющую прямое отношение к Розе или Ружице Трешчец.

— В связи с этим я и пришла, — медленно проговорила женщина. — Только из–за этого.

— Да?

— Бандероль вам отправила я.

— Вы? А зачем? И откуда у вас эта фотография?

— Там была фотография? Я не знала. Она дала мне запечатанный конверт и бумажку с вашим именем и адресом конторы. И просила отправить только в том случае, если с ней что–нибудь случится: внезапно уедет, или заболеет, или сама еще раз напомнит.

— А не сказала, в чем дело?

— Нет. Я уже говорила вам — она была очень замкнутая. По правде сказать, я думала, речь идет о чем–то сентиментального характера… Что–нибудь связанное с этим парнем — Валентом, или, думала, у нее завелся кто–то другой, может как раз этот самый адвокат, то есть вы, может, речь идет о любви к женатому мужчине, человеку несвободному, знаете, как бывает, и в конверте что–то очень личное, какое–нибудь доказательство, сентиментальное воспоминание. Может, кому–то она хотела вернуть фотографию или письма, или…

Она снова закашлялась и долго кашляла. Гашпарац терпеливо ждал. Когда кашель прошел, она прибавила:

— Вот так. — Тем самым женщина подчеркивала, что кашель не помешал ей сообщить самое главное и она сказала все, что хотела.

— Это все, что вы можете мне сообщить в связи с бандеролью?

— Все. Может быть, еще лишь одно: она очень просила меня никому об этом не рассказывать, никому на свете, и не носить пакет с собой, а запереть его в письменном столе.

— И, таким образом, вы…

— Когда я услышала о ее смерти, я тотчас же, сама не знаю почему, вспомнила о нем. Подумала, не будет ли это с моей стороны ребячеством, и все–таки отправила, без обратного адреса, срочным письмом, так, как она просила. Мне казалось, я должна это сделать ради нее.

Наступила пауза. Гашпарац курил, а женщина безмолвно сидела в огромном кожаном кресле, совсем крошечная, словно еще уменьшившаяся после кашля. Текли минуты. Наконец Гашпарац проговорил:

— Я бы хотел вас кое о чем спросить. Мне понятно, отчего вы не хотели ничего рассказать милиции: таково было желание Ружицы. Понятно и то, что привело вас ко мне: желание узнать, что за всем этим кроется, не поможет ли это разыскать убийцу. Но почему вы пришли именно сейчас? Почему не пришли раньше или не отложили свой визит на будущее?

— Сначала я решила вообще ни во что не вмешиваться, — сказала госпожа Надьж, бледнея прямо на глазах. — Когда же милицейский инспектор спросил меня, не знаю ли я Филиппа Гашпараца и какая связь существует между ним и Ружицей, я поняла, что все куда важнее, чем какие–то интимные отношения, как мне представлялось раньше.

— Но вы опять–таки не пошли в милицию?

— Да, потому что не знала, в чем дело.

— Я вас прекрасно понимаю. Вы хотели понять, насколько все серьезно и есть ли необходимость вам вмешиваться.

— Да.

— Скажите мне, пожалуйста, еще одно, — не останавливался адвокат. — Как вы думаете, почему она в последнее время странно вела себя, почему просила вас послать фотографию?

— Понятия не имею. — Женщина задумалась, извлекла из пачки сигарету и, мельком взглянув на нее, сунула обратно. — Задним числом всегда кажется, будто существовали некие предчувствия. Например, сейчас мне кажется, что она чего–то опасалась.

— Опасалась за свою жизнь?

— Не знаю. Просто боялась, теперь я почти уверена в этом. И отдать мне конверт с вашим адресом заставил ее страх.

Они опять помолчали. Потом Гашпарац встал, подошел к столу; отперев ящик, извлек оттуда желтый конверт и показал его женщине. Она кивнула. Он вынул фотографию и протянул ей. Она рассматривала долго и внимательно, ему даже показалось, что глаза ее увлажнились.

— Это та самая? — спросила наконец она. — Что же тут особенного?

— Не знаю. Скажите, вам известен кто–либо на фотографии, кроме Ружицы? Не замечаете ли вы чего–нибудь необычного?

Она еще некоторое время разглядывала фотографию и уверенно произнесла:

— Нет. Ничего.

XI