Современный югославский детектив

После обеда Гашпарац оказался дома один. Жена ушла на корт, а теща, забрав девочку, отправилась в гости к кому–то из своих родственников, и, значит, надолго. Он остался дома, зато дважды выслушал обвинения в свой адрес. Теща заявила ему, что ради ребенка исполняет его отцовские обязанности, хотя, в сущности, брала с собой девочку, только чтобы похвалиться ею, заставляя играть на пианино и считая ее успехи в музыке личной своей заслугой. Перед женой он провинился в том, что она вынуждена идти на теннис без него. Лерка не могла простить мужу его упорное нежелание научиться играть в теннис. Ее возмущало его крайнее раздражение при виде взрослых мужиков, скачущих в коротких штанишках по красному песку и рассуждающих о хороших подачах и качестве ударов, пытаясь укрепить друг в друге иллюзию, будто делают это ради развлечения и поддержания кондиции, хотя каждому было ясно, что посещение кортов для них лишь интенсивная форма общения и используют они эти сборища — за неимением денег — вместо развлечения. Люди тешили себя мыслью, что приобщены к занятию, достойному высшего общества. Желая уколоть мужа, Лерка повторяла, что он обычный горанский дровосек, однако Гашпараца это абсолютно не задевало. До войны его отец и правда имел лесопильню в Северине на Купе, и будущий адвокат мальчишкой мечтал стать столяром, поэтому упреки жены не достигали цели. Лерка не скрывала, что видит в теннисе прежде всего возможность поддержания необходимых связей и считала его отличным способом для Гашпараца завязать нужные знакомства. Он сопротивлялся непреклонно и категорически, и прежде всего потому, что новички на кортах, изо всех сил старающиеся приобщиться к элите, вызывали у него смех. Как правило, они играли лучше, были физически более крепкими и выносливыми, однако их переполняло страстное желание выделиться, одержать победу над теми, для кого эта игра была семейной традицией. Игра как таковая не имела значения для новичков — они куда охотнее состязались бы в бросании камней с плеча, но уверовали, что, одержав победу над соперниками, они продемонстрируют хотя бы здесь свои преимущества.

Гашпарац сидел под яблоней и курил, не глядя в развернутую на коленях газету. Он думал о тесте, которого любил и которым не переставал восхищаться, думал о том, что тот мог себе позволить не пользоваться подобными средствами для утверждения собственной репутации в обществе. Гашпарац поджидал Штрекара, которому позвонил сразу после разговора с госпожой Надьж.

Послышался автомобильный гудок, и Штрекар вошел в сад. Он был в пуловере и вельветовых брюках, порядком помятых; таким Гашпарацу его доводилось видеть не часто — очевидно, это свидетельствовало, что инспектор не при исполнении обязанностей, а просто отдыхает. Хотя, усевшись напротив и взяв бокал с пивом, Штрекар нетерпеливо спросил:

— Значит, говоришь, она послала?

— Думаю, она отнеслась к этому серьезно, — не спеша ответил Гашпарац. — Очень серьезно.

— Или тебе так показалось, — с недоверием заметил инспектор. — Такое никогда не можешь знать заранее. Ты думаешь, она была откровенна?

— Не сомневаюсь. У нее нет причин хитрить.

— Полагаешь? А почему ты уверен, что она говорила правду?

— Надьж больна. А больной человек, серьезно больной вряд ли станет лгать, тем более если это не имеет к нему прямого отношения.

— Да, — возразил Штрекар, который неизвестно по какой причине хотел поколебать расположение Гашпараца к пожилой женщине, — если болезнь не фикция, и если человек лично не заинтересован, и если…

— Такую болезнь невозможно симулировать, — решительно перебил Гашпарац.

— А если она заинтересована?

— Каким образом?

— Да мало ли. Представь себе, что фотографию она послала с иной целью, не важно, с какой именно, а потом передумала и на скорую руку сфабриковала свой рассказ. Это вполне возможно.

— Я не могу представить себе обстоятельств, которые бы ее этому побудили, — произнес Гашпарац с явным раздражением — оттого, что Штрекар подвергает сомнению его выводы.

— Ну хорошо, — примирительно сказал Штрекар. — Допустим, она говорила правду. В данный момент у нас действительно нет оснований подразумевать обратное. Тогда посмотрим, каковы были причины, вынудившие Ружицу Трешчец обратиться к ней с такой просьбой.

— У меня есть несколько соображений, — сказал Гашпарац.

— Изволь.

— Предположим, этой фотографии домогался некто, от кого Роза хотела ее спрятать.

— Допустим. Хотя версия имеет свои минусы. Неясно, например, зачем потребовалось вовлекать третье лицо.

— Вторая вероятность, — продолжал Гашпарац, твердо решивший не реагировать на замечания Штрекара. — Вторая вероятность состоит в том, что фотография является документом.

— Это мне нравится уже больше, — воскликнул инспектор. — Только уточним, для кого она может являться документом. Тут несколько вариантов. Первый: этот документ важен для самой Ружицы. Допустим, фотография — доказательство того, что в определенный момент Роза находилась в определенном месте.

— Правильно, — согласился адвокат. — Продолжай, я думаю, ты лучше меня разовьешь эту версию.