Они замолчали, следили за игрой. Шары с облачком пыли подскакивали на сухом песке, которым была посыпана площадка. При каждом удачном броске болельщики шумно выражали восторг, аплодировали, хлопали друг друга по плечу.
— А почему бы нет? — спросил Гашпарац.
— Ну что вы ко мне пристали? — В голосе Валента звучало не раздражение, а скука. — У меня есть на то свои причины. Я ему кое-чем обязан. Кроме того, я знал: он от нее ничего не добьется.
Гашпарац пошел на хитрость. Он прекрасно сознавал, что Штрекар его не одобрил бы, однако не мог удержаться и заговорил раньше, чем успел взвесить все «за» и «против».
— Вам известно, что Гайдек уговорил Розу сфотографироваться в аэропорту, пока они ждали прибытия вашего самолета?
В первое мгновение адвокату показалось, что уловка увенчалась успехом. Валент вздрогнул, поднял голову и уставился воспаленными глазами на Гашпараца; он долго смотрел испытующим взглядом. Наконец переспросил:
— Сфотографироваться? Ее?
— Пока ждали самолета.
Но лицо Валента уже было спокойным. Он утратил всякий интерес к разговору. Коротко бросил:
— Я об этом ничего не знаю.
— Разве она не говорила вам о фотографии?
— Нет. Я вообще не слышал ни о какой фотографии. А вы откуда знаете?
— Нам сказал Гайдек, — солгал Гашпарац.
— И у вас есть фотография?
— Нет, — опять солгал адвокат. Он уже испугался, не слишком ли далеко зашел, нарушая инструкцию Штрекара.
Они молчали, глядели на игроков, которые, сбросив рубахи, спорили и размахивали руками, словно подвыпившие. В конце концов Гашпарац спросил:
— Вы по-прежнему не хотите сказать, зачем мне звонили?
— А что я могу сказать? — вздохнул в ответ Валент Гржанич. — Заметил как-то у Розы бумажку: ваше имя и номер телефона. Подумал, может, узнаю, зачем вы ей понадобились. А теперь вижу — вы и сами не знаете.
XVII
— Папа, а почему тут нет цветов?
Склон был крутой и тенистый, поросший папоротником и какой-то странной травой — низенькой, плотной, с толстыми стеблями. Девочка бегала и собирала цветы, промокшие сандалии были в грязи, а белые гольфы — влажные. Но именно это и составляло одну из главных прелестей их воскресных прогулок: он не останавливал дочку и не бранил за то, что испачкалась.
— Потому что здесь сыро и мало солнца. Цветы этого не любят.
— Тогда уйдем отсюда.
Было воскресенье, и они приехали в Рогашска-Слатину. Из дома отправились рано, доехали быстро и, оставив машину в городке, пошли гулять по окрестностям. Они были единодушны: Гашпарац предпочитал сначала нагуляться, а уж потом побродить по городку, а девочке хотелось поскорее нарвать цветов. Так, держась за руки, шли они по узкой тропинке, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться долиной, белыми звонницами церквей на холмах и голубевшими вдалеке горами. Гашпарацу вспоминались родные края, а девочке, вероятно, недавно прочитанный роман.
— Ты устала?
— Нет. Только пить хочется.
— Тогда спустимся вниз.
Это также входило в их воскресный ритуал: он покупал дочке все, что та хотела, разрешал и сок, и коку нить холодными, она же широко пользовалась этой возможностью. И не было случая, чтобы простудилась. Зато на обратном пути отец то и дело вынужден был останавливать машину, и девочка бежала в придорожные кустики. Гашпарац понимал, что его попустительство продиктовано угрызениями совести, потому что в будни он слишком мало времени уделял дочке, а может, сказывались воспоминания детства: на престольных праздниках никогда не удавалось досыта напиться ситро и газированной воды. Он знал, что поступает нехорошо и непедагогично, но в своем поведении ничего не менял.
— Тебе здесь нравится?
— В Крапине красивей.
И так всегда. Место, где они побывали в прошлое воскресенье, казалось ей лучше и нравилось больше, чем нынешнее, зато в следующее воскресенье восторги обязательно высказывались о сегодняшнем. В этой черте характера дочери Гашпарац усматривал что-то от себя.
Они шли по главной аллее. Белые дорожки, аккуратно подстриженные деревья, белые здания и павильоны выдержаны в стиле минувшего века. На всем печать целительной простоты, естественности и удобства, предоставляемого цивилизацией: как в Опатии и на других курортах. У Гашпараца окружающая обстановка вызывала в памяти произведения хорватских писателей-реалистов, предусмотренные школьной программой: неизвестно почему действие большинства романов происходило на курортах, у горячих источников, и, как правило, был печальный конец. Да и впрямь минеральные источники производят грустное впечатление.
Среди гуляющих он заметил знакомую фигуру высокого, хорошо сложенного мужчины. Рядом с ним, опираясь на его руку и, казалось, с трудом передвигая ноги, шла маленькая, очень худая и очень бледная дама. Это был директор «Гефеста», того самого, где работал Валент, а теперь работает Звонко.
— Добрый день! Не ожидал вас здесь встретить.