Современный югославский детектив

Они остановились и протянули друг другу руки. Узнав директора издали, Гашпарац попытался сделать вид, что не заметил его, он не хотел мешать озабоченному человеку, а тот, напротив, вроде бы даже обрадовался встрече, словно знакомое приветливое лицо могло оживить серую тоску общения с болезнью: сострадание требует большого напряжения, это было известно и Гашпарацу.

— Мы приехали сюда погулять. А вы?

— Это моя супруга. Она здесь уже две недели, и в свободные дни я ее навещаю.

Женщина, опираясь на руку мужа, посмотрела на девочку, пытаясь изобразить улыбку на бледном лице. По выражению ее взгляда и улыбке Гашпарац понял, что она бездетна.

— Да… — начал директор, не находя, о чем бы они могли поговорить. — Как продвигается дело? Появилось что-нибудь новое?

— Да так. Идет понемногу, — уклонился от прямого ответа Гашпарац, понимая, что неофициальные разговоры на эту тему могут помешать в работе Штрекару.

— Руди, — тихо проговорила женщина, — если у тебя серьезный разговор…

— Нет, нет… — поспешил заверить ее адвокат.

— Я уже устала. Проводи меня в комнату, я полежу, а вы спокойно побеседуете.

Директор бросил тревожный взгляд на Гашпараца, но тот, не зная, что ответить, сообщил:

— Мы посидим на террасе.

Супружеская пара медленным шагом направилась вниз по тропинке, а Гашпарац с дочкой, усевшись за столик, заказали три лимонада: один для него и два для нее.

— Эта тетя больная? — спросила девочка.

— Да.

Девочка только кивнула. Она помнила, как болел ее дедушка, мамин отец, и знала, что, когда болеют взрослые, не следует много говорить — там все очень сложно. Поэтому свое внимание она сосредоточила на лимонаде.

Директор вернулся довольно быстро и сел за их стол. Он выглядел озабоченным, вытирал платком лоб, хотя воздух был влажным и даже прохладным.

— Ваша супруга серьезно больна? — спросил Гашпарац.

— Рак, — ответил тот тихо, бросив тревожный взгляд на девочку. Но она уже вытащила из сумочки комикс и, потягивая через соломинку лимонад, погрузилась в чтение.

— Да, — произнес Гашпарац, и на его лице появилась привычная гримаса, которая должна была обозначать бессилие перед судьбой.

— Это тянется годы, — заговорил директор. — Теперь, похоже, подошло к концу. Грудь. Опасаются метастазов, необходима операция.

— Отчего же не попробовать? Считают, что это не самое плохое.

— Наши не решаются. Надо бы повезти ее за границу, в Швейцарию, а вы представляете, сколько это стоит…

— Может быть, и здесь…

— Нет, нет… Если бы пораньше… А сейчас уже нет надежды. Полагаю, мне удастся сколотить кое-какую сумму. Я получил в наследство порядочный надел земли, родственники мне его продали, и, надеюсь, этого хватит.

— Повезете в Швейцарию?

— А что делать? Вероятно, на следующей неделе, а может, и раньше.

Они помолчали, потягивая каждый из своего стакана и сознавая, что тема исчерпана. Собеседник вдруг сказал с глубоким вздохом:

— Мы женаты уже тридцать лет.

Опять наступило молчание. Директор попытался перевести разговор на другое:

— Красивая у вас девочка. — Девочка даже не подняла глаз. Тогда он спросил: — А как следствие?

Гашпарац почему-то не мог признаться этому человеку, что не имеет отношения к милиции. Он пожал плечами.

— Все, знаете ли, не так просто.

— Да, да. Конечно. Вы еще подозреваете этого парня, Валента? Я думаю — не хочу быть навязчивым, — уж если вы приезжали к нам, очевидно, и он…

— Не знаю, что вам и сказать, — искренне проговорил Гашпарац. — Судя по всему, он этого сделать не мог… Хотя ведет себя как-то странно, словно что-то скрывает.

— Да, он такой, я его давно знаю.

— Скажите, раз уж мы начали, почему вы с ним не поладили? Я слышал, о вашей ссоре чего только не болтали. А дело, вероятно, выеденного яйца не стоит? Полагают, он потому и уволился.

— Не только. Кстати, это вовсе и не ссора была, так, стычка. Такое случается между людьми… Можно сказать, на каждом шагу. Сначала недоразумение, один другого неверно поймет, обидится…

Гашпарац слушал. Ему показалось, директор куда-то клонит. Вопрос — зачем? Заметив, что собеседник колеблется, пошел в атаку:

— Много разговоров… А ни вы, ни он никому ни слова. Как же так?

— Видите ли, у нас с ним как бы безмолвное соглашение. Оба мы прекрасно сознавали, что поспешили, и не хотели на виду у всех докапываться до правды-матки… Я, естественно, будучи директором, не мог далее попустительствовать…

— Значит, так ничего и не выяснилось. А что же все-таки было?

— Мне неприятно вспоминать, особенно сейчас, когда он в такой… ситуации. По сути дела, это мелочь, но может создаться впечатление, что я хочу его очернить. Ничего особенного, уверяю вас, сущая мелочь — просто мне пришлось его отчитать в присутствии старушки Юрчакицы, вы ее видели, наш бухгалтер, а он воспринял это как оскорбление, соответственно ответил мне, потом начал пакостить…

— А за что вы его отчитали?

Вздохнув, директор посмотрел на девочку, поглощенную чтением, огляделся по сторонам, словно опасаясь, что кто-нибудь его подслушивает, опустил голову и уставился на свои лежащие на столе руки. На Гашпараца не взглянул. Наконец сказал: