— Нет, -решительно возразил молодой инженер. — Не из-за этого.
Они стояли в светлой солнечной лаборатории. В этом просторном зале они казались маленькими и затерянными — не только щуплый Стеглик и коротышка лаборантка, но и плечистый, загорелый, высокий Голиан. Голиан сказал:
— Я знаю, простите, я просто так…
— А за что вы его, собственно, так не любите, пан инженер?
— Кого вы имеете в виду, барышня? Шефа? Коллегу Бауманна?
— Да, — подтвердила лаборантка и опустила голову, испугавшись вырвавшегося против воли вопроса. — Не сердитесь, — попросила она.
— Оставьте нас, — сказал ей Стеглик, а когда она вышла, продолжал: — Вот дура! Хотя сказала правду. И я думаю, что шеф пьет из вас кровь. Странно, он такой добряк, — добавил Стеглик смущенно.
— Вы о чем? — словно не понял Голиан и попросил: — Дайте-ка сюда!
Молодой инженер достал тигель и протянул Голиану металлическую пластинку. Пальцы большой, широкой ладони дрожали, казалось, что сейчас они сожмутся в кулак, чтоб смять ее, уничтожить, но ладонь так и осталась открытой.
— Прошел через тепловую реакцию?
— Полтора часа назад.
— Время остывания?
— Одна минута двадцать две секунды.
— В Америке — минута одиннадцать, и никто не делает из этого сенсации.
— Пан инженер, почему вы против?
— Я против во-ро-вства, — Голиан мрачно рубил последнее слово по слогам. — Бауманн использовал мою минутную слабость и… это во-ро-вство, — повторил он и отложил кусок металла.
Инженеру Голиану было сорок семь, ни одного седого волоса не серебрилось в его густой шевелюре, но в этот момент он выглядел стариком.
Голиан сел и облокотился о пульт.
— Я начал заниматься этой проблемой давно, почти сразу же после войны. Был я тогда еще совсем зеленый и ничего не достиг, но идея возникла у меня у первого… Когда я потом вернулся — вам ведь известно — из-за границы, то снова принялся за дело. Короче: иное время было, мне не давали ни к чему допуска, вы и представить себе не можете, что это было за время… Но я не о том… Я знаю Бауманна давно. Когда я только начинал, я открыл ему свою идею, раза два он давал мне советы, он-то был уже опытным специалистом. Не скажу, чтоб он очень всем этим заинтересовался, но приблизительно через год, когда я объявил, что сдаюсь и бросаю, Бауманн попросил у меня расчеты и я, идиот, дал их! Более пятидесяти плотно исписанных страниц на машинке. Он поблагодарил и вскоре все охаял, свел на нет, утверждая, что истины я не достиг, а лишь крутился вокруг да около. А теперь
Голиан, кусая губы, встал. Казалось, он хочет что-то добавить, но он лишь провел рукой по глазам и медленно двинулся вдоль прохода между пюпитрами и низкими подоконниками. Стеглик смотрел ему вслед.
— Пан инженер! — крикнул он.
Голиан остановился.
— Что?
В соседнем отсеке гудели машины. Обычный звук, лаборанты уже давно не замечали его. Но Стеглик еще долго вспоминал, что в тот момент он вдруг отчетливо услыхал этот шум.
— Нет, ничего, я просто так, — ответил Стеглик и наклонился к тигельку.
И вдруг услышал смех. Смеялся Голиан. Стеглик подскочил к нему, но тот уже смолк. Голиан смотрел в окно. Стеглик взглянул на него и тут же перевел взгляд: метрах в двадцати пяти от них на зеленой скамейке сидел немолодой, но и не старый человек. Рядом лежал портфель, на спинке скамейки висел плащ-болонья.
Машины гудели, Стеглик все еще слышал их. И тут голос Голиана перекрыл шум машин:
— Не дадите ли вы мне ключи от вашей дачи?
— Они у Сикоры. Вам нужны?
— Да, буду вам очень обязан, — ответил Голиан неожиданно искательным тоном.
— Пожалуйста, — охотно согласился молодой инженер.
— Я схожу к Сикоре, — сказал Голиан и ушел.
А Стеглик все держал в руке металлическую пластинку и думал о Бауманне: а вдруг тот и в самом деле украл…
Неизвестный за окном достал из портфеля черешню и все сидел и сидел, терпеливо выплевывая косточки.
2
Зеленые глаза уродливой фарфоровой черепахи фосфоресцировали на красном ковре. Слева от нее было окно на улицу. Справа — письменный стол, на нем кофе, а у стола — одетый в милицейскую форму лейтенант Бренч. Пожилой мужчина, сидящий рядом с ним, тяжело вздохнул.
— …и это только июнь. В июле совсем расплавимся.
— Повесим жалюзи, — сказал лейтенант.
— Это точно?
— Обещали.
— Еще в мае, помнится. Что у вас еще, Бренч?
— Все, товарищ капитан. Только сообщение о Шнирке. Наверное, им остается уточнить имя.