— У меня-то? Да я вообще феномен, это вам всякий скажет. Я, например, никогда расходы не записываю. А ведь знаете, как бывает: одному одолжишь, другого выручишь. Меня так феноменом и зовут.
— Тогда, может быть, вы мне поможете. Не припомните ли случайно, в день последнего представления продали вы кому-нибудь два билета на разные трибуны?
Прозвище Аурикэ Попеску оправдывает себя, потому что он отвечает, ни на секунду не задумавшись:
— Именно в тот день — точно нет, потому что у нас не осталось ни одного, ни самого захудалого, билетика. Но накануне — дело было…
— А именно?
— А именно шестое представление, то есть последнее, пришлось на пятницу. А в четверг пришел один господин — я это прекрасно помню, потому что очень он меня удивил, — и попросил один билет на тот же день и еще два на завтрашний. «Только чтобы подальше друг от друга» — так он сказал. Ну, я дал ему один в первый ряд, левая трибуна, а другой — в последний, правая.
— А вы его не спросили, зачем это ему?
— Правило моей профессии — вопросов не задавать.
Ясно, что раз Мирча Рошу купил билеты с рук, перед началом, то этот след многого не обещает. Все же следует выверить его до конца.
— Вы смогли бы узнать покупателя?
— Гм, со зрительной памятью у меня послабее. Помню только, что это был очень изысканный господин и, если не ошибаюсь, с бородой. С черной бородой.
— Благодарю вас. Вы позволите от вас позвонить?
— А как же, сделайте милость, пожалуйста!
— Алло! Доктор? Это опять я. Будем надеяться, в последний раз… Хочу выяснить еще одну деталь: на том достопамятном ревю кто из вас сидел в первом ряду, а кто в последнем? Ага… Да, так я это себе и представлял, он жаловался, что ничего не увидел… До свидания, благодарю.
Кладу трубку.
— Все, пожалуй. Память у вас, товарищ Попеску, действительно…
— Да уж… А как все-таки насчет пары билетиков на «Заходите в Кэрэбуш»? А если контрамарочку? Жаль, очень жаль! Честь имею, товарищ майор! Всегда рады видеть!
Мое утро замыкается, как и предполагалось, на последнем персонаже, причастном к делу несчастного художника: на его отнюдь не такой уж несчастной наследнице Атене Пашкану.
Она принимает меня, как и в первый раз, с враждебностью, которую не дает себе даже труда скрыть.
— Ну, что там еще? — ворчит она, провожая меня в гостиную и указывая на кресло. — Вы считаете, что меня мало допрашивали? По-моему, я на все вопросы ответила. Неужели не хватит?
Я стараюсь держаться вежливо.
— Простите, когда я в прошлый раз предупредил насчет полуофициального характера моих визитов, вы все же не отказались меня принять. Теперь я веду следствие совершенно официально.
— Но я уже все сказала вашим коллегам.
Я внимательно гляжу на ее загорелое лицо, и мне вдруг приходит в голову мысль закинуть удочку.
— Так уж и все? А вы сказали им, например, что были этим летом на море?
Она вздрагивает всем телом.
— Какое это имеет отношение…
— Самое прямое, уважаемая. На море был убит ваш брат.
— Но я-то там была в июле, в начале сезона, и всего две недели.
— Это мы еще проверим. Пока что алиби, которое вы предъявили на вечер 1 сентября, на ногах не держится. Ваша знакомая, госпожа Николау, не помнит, в какой точно вечер она вас навещала.
Атена Пашкану захлебывается от ярости.
— Что вы себе позволяете! Я… я…
— Успокойтесь, пожалуйста, я не говорю, что подозреваю вас в братоубийстве. В настоящий момент я от этого далек. Я просто хотел вам продемонстрировать, что это нормально, если к вам приходят с разными вопросами, даже и по многу раз. Не забывайте и о том, что вы — его единственная наследница. Кстати, наследство уже оформлено?
Она переводит дух и отвечает мне тоном, похожим на человеческий:
— Да, и налоги уже уплачены. Выставка имела успех, все картины пристроены, я даже получила часть денег. С материальной точки зрения действительно грех жаловаться, но на этом основании подозревать меня…
— Сейчас я пришел не с тем. Я бы хотел, если позволите, заглянуть в мастерскую на втором этаже.
— Там ничего нет.
— Я хотел бы убедиться в этом лично.
— Пожалуйста. Только в этом уже убедился ваш сотрудник не далее как вчера.
— Мой сотрудник?
— Ну да, разве не вы его послали? Он сказал, что из милиции, и попросил адреса друзей Дана.
Этого следовало ожидать…
— Какой он из себя?
— Низенький такой, пожилой, на лицо заморыш.
Вынимаю — в который раз — фотографию Тебейки. — Он?
— Он. Он что, не из ваших? Я судорожно глотаю.
— Из наших, конечно. И… он что-нибудь нашел?
— А что он мог найти? Что-то, правда, искал, все облазил, обстукал стены, пол, чуть паркет не вскрыл…
Я должен был сообразить, что после бывшего ателье на Трансильванской он первым делом заявится сюда. Видно, он уже на грани, если идет на такой риск… Но мне перепроверять его работу нет смысла. Не тот человек Тебейка, чтобы от его глаз ускользнул тайник с драгоценностями, если бы он был здесь… А зная об отношениях Дана Сократе с его сестрой, трудно предположить, что покойный доверил ей хранить сокровище. В другом месте, в другом месте… Но в каком же, господи?