И я услышал громкое, отчаянное рыдание Регины. Я сидел не шевелясь, оглушенный этим откровенным, пронзительным плачем.
Работа наша была несложная. Мы вбивали в шпалы огромные костыли, закрепляя на подкладках ровно уложенные рельсы. В качестве универсального орудия мы использовали кирку, нечто среднее между кайлом и молотком. Нельзя сказать, чтобы мы очень спешили: ветка была небольшая, и предполагалось, что первый поезд придет с севера в конце будущего месяца.
Граф Пац загнул внутрь воротник сорочки, образовав большое декольте на тощей груди. Он топтался на месте, повернувшись лицом к солнцу, очевидно высоко ценя его благотворное действие. Когда же он наконец решил, что нашел позу, наиболее удобную для загорания, то остановился и извлек из кармана старомодную деревянную табакерку и угостил меня папиросой собственного изготовления.
— Не хочу быть нескромным, — сказал он, — но объясните, почему вы именно сюда приехали?
Я молчал, старательно раскуривая папиросу. Граф разглядывал меня своими маленькими глазками в красных прожилках.
— Пардон, — сказал он наконец. — Но, видите сами, городишко маленький. Все тут живут по многу лет и не очень любят новые лица. Знаете, как это бывает.
— Ведь я ни от кого ничего не требую и никому не мешаю, граф.
Пац быстро обернулся.
— Вы-вы простите меня, но я не-не граф.
— Вас все так называют.
— Это спле-плетни, кле-ве-вета, — сердито заикался граф. — Я человек из народа, человек демократических убеждений.
— Но, граф, я не вижу ничего оскорбительного в вашем происхождении. Многие аристократы записались…
— К сви-свиньям соба-бачьим! — крикнул как можно вульгарнее Пац. — Я пле-плевал на аристократию. У нас было три гектара земли, и мы в поте лица их обрабатывали. У меня сви-свидетели и соответственные доку-кументы. К че-чертовой ма-матери!
Тут Пац покраснел, поняв, сколько непристойных выражений он употребил в течение одной минуты.
— Не надо вам отбрыкиваться от своего сословия, — примирительно сказал я. — Куда уместнее было бы разыгрывать роль все принявшего красного графа. Это более живописно. И какая чудесная традиция.
— Вы думаете, так было бы лучше? — растерянно спросил Пац.
— Разумеется. Можно привести много аристократических фамилий, которые кое-что да значат в нашей современной жизни.
Граф Пац еще гуще покраснел и вдруг оскалил большие скверные зубы.
— Неслыханно! — воскликнул он. — Вы говорите об этих кретинах? Ведь они дегенераты. Уже в восемнадцатом веке их место было в сумасшедшем доме. А остальные сплошь нувориши, выскочки, которые шестьдесят лет назад купили титулы у Габсбургов за деньги, нажитые ростовщичеством. Где теперь возьмешь настоящую аристократию?
— Вот видите, наконец-то мы договорились.
Пац уже остыл после внезапной вспышки.
— Пардон, простите. Я разъяснил вам все касательно моего происхождения и прошу оставить наме-меки.
Кто-то приближался к нам, шагая посредине путей. Граф торопливо подхватил кирку и на манер старого дровосека поплевал на ладони.
— Спокойно, — сказал я. — Куда вы спешите? Ведь это партизан.
Действительно, из серого, колеблющегося от жары воздуха вынырнул Ясь Крупа. Не глядя на нас, он поднял свою кирку и прошел между рельсами.
— Здравствуйте, — сказал граф, полагая, что наконец-то пришел его час.
Партизан молча заколачивал ржавый костыль.
— Здравствуйте, — повторил граф, — Удачно, видать, провели воскресенье. Уж скоро полдень.
— Катитесь колбасой отсюда, — проворчал партизан, не прерывая работу.
— Небось вчера государственная водочная монополия кое-что на вас заработала, а? — продолжал граф и лукаво подмигнул мне красновато-голубым глазком.
Партизан молчал.
— А может, дамочки, девочки из варьете? — не унимался Пац.
Партизан выпрямился и пристально поглядел на него.
— Отойди, сирота гербовая, а то вытяну тебя киркой.
На лице графа засияла счастливая улыбка.
— А я видел, видел, как вы вчера отправлялись на прогулочку с пани Региной.
Партизан побледнел и уронил кирку.
— Чего брешете без толку! — прохрипел он.
— Как такое? Вы пошли за реку, в Солецкий бор. Вероятно, по грибы, а? — смеялся граф, радуясь, что ему повезло и теперь он может поиздеваться над постоянным своим мучителем. — Когда оглашение, можно узнать?
Партизан нагнулся, поднял с земли кирку и долго разглядывал ее скользкую рукоять.
— Чтобы я женился на такой? — глухо произнес он. — Откуда мне знать, с кем она до сих пор путалась? Потаскуха, бездомная девка. Принесла ее к нам нелегкая.
— Хе-хе, одни разговорчики. Вы охотно побаловались бы с ней, разве нет? — ухмыльнулся граф и быстро заморгал глазками.
Партизан стиснул кирку так, что у него побелели пальцы, и размашисто вскинул ее.
— Она вам подходит в самый раз. Вы и должны на ней жениться, — сказал он только для того, чтобы последнее слово осталось за ним.
Граф пришлепнул слипшиеся на висках пряди грязно-желтых волос.
— А зачем мне жениться? — сказал он, причмокнув. — Зачем обременять себя новыми заботами? Пока у знакомых есть жены, так и я обеспечен. До сих пор ни одна еще не жаловалась.
Он замолчал, смешавшись под взглядом партизана, который теперь оперся на кирку.