Совы в Афинах

“Верно”, - сказал Клеокритос. Это не было согласием. В одном слове прозвучал гнев. Человек Деметриоса ни словом не обмолвился о вине, лесбиянстве или библианстве. Он рявкнул на нанятых им афинян. Они поспешили забрать лекифоя и покинули двор Протомахоса не столько для того, чтобы спастись от него, сколько для того, чтобы убраться подальше от Клеокрита.

“У вас, мальчики, больше нервов, чем у меня”, - сказал Протомахос, когда Клеокритос тоже ушел. “Я бы не рискнул обидеть Деметрия Фалеронского”.

“Мне это нравится”. Голос Соклеоса дрогнул от негодования. “Его человек пытается обмануть нас, но это мы должны беспокоиться о том, чтобы не обидеть его. Где в этом справедливость?”

“Он говорит не о справедливости, моя дорогая. Он говорит о власти”, - сказал Менедем. “В таком полисе, как этот, они происходят из разных мест. Ты должен это знать - ты жил здесь некоторое время ”.

“В любом случае, приятно видеть, что один из вас понимает”, - сказал проксенос. “Ступайте мягко. Если у тебя возникнут проблемы с Деметриосом, я мало что смогу для тебя сделать ”.

“Мы будем осторожны”, - сказал Менедем, подумав: Он не знает о Ксеноклее, иначе не захотел бы меня предупреждать. Он знал, какое окно наверху выходит из ее спальни. Он старательно не смотрел в ту сторону. Нет смысла вызывать у Протомахоса подозрения, если он еще этого не сделал. Во взгляде Соклея сквозила ирония. Менедем притворился, что не заметил.

“Вам, вероятно , это сойдет с рук, и никто не скажет ни слова”, - сказал Протомахос.

“Потому что мы правы?” Спросил Соклей.

“Нет, я уже сказал вам, что это не имеет к этому никакого отношения”, - ответил Протомахос. “Но вы родосцы. Птолемей не хочет оскорблять Родос, Кассандр не хочет оскорблять Птолемея, а Деметрий Фалеронский не сделает ничего, что могло бы оскорбить Кассандра. Если бы ты прибыл с Самоса, или Митилини, или из какого-нибудь другого места, удерживаемого Антигоном, тебе было бы разумно убраться из Афин до того, как Клеокрит и Деметрий смогут отомстить, потому что они это сделают.”

“Снова власть”, - пробормотал Соклей. Протомахос опустил голову. Менедем посмотрел на Соклейоса со смесью уважения и жалости. Его кузен мог учиться, и учиться быстро. Но ему приходилось все обдумывать, шаг за шагом. Он редко использовал свое сердце или желудок, чтобы оценить, как все работает. Это должен был быть его разум или ничего.

“Завтра, ” сказал Менедем, “ завтра я принесу на агору пару баночек духов и начну кричать о том, как это чудесно. У некоторых лучших гетер наверняка есть рабы, которые ходят за покупками для них. Как только рабыня что-нибудь унюхает, она сообщит об этом своей госпоже. Тогда я посмотрю, смогу ли я вести с ней дела ”.

Родосский проксенос рассмеялся. “Каким бизнесом ты собираешься заниматься?” Он непристойно взмахнул рукой.

“Не начинайте, пожалуйста”, - сказал Менедем. “Соклей тоже доставал меня из-за того, что я воспользовался этим в торговле”.

“Я не хочу, чтобы ты доставлял гетерам неприятности, - сказал Соклей, - по крайней мере, не в обмен на товары фирмы. Если вы собираетесь быть твердым, сделайте это в свое свободное время и заплатите за это ”.

Протомахос поморщился, хотя именно он начал каламбуры. Мне не придется платить за это, если я сделаю это с женой, а не с гетерой, подумал Менедем. Но, учитывая, что речь идет о жене Ксеноклеи, об этом лучше было умолчать.

Повернувшись к Соклеосу, Протомах спросил: “А что ты будешь делать, пока твой кузен будет развлекаться?”

“У меня еще есть трюфели на продажу, и у меня есть библийские и лесбийские”, - ответил Соклей. “Я думаю, первое, что нужно сделать, это попытаться продать вино кому-нибудь из македонских офицеров Кассандроса. Все знают, насколько македонцы изнывают от жажды, и все также знают, сколько у них денег ”.

Проксен усмехнулся. “Это хорошая комбинация, все верно. Я желаю вам обоим удачи, а вы, - он указал на Менедема, - можете относиться к этому так, как вам заблагорассудится.

“Я знаю, что могу продавать духи”, - сказал Менедем. “Смогу ли я что-нибудь покупать ...” Он пожал плечами. “Я выясню”.

“Вам двоим больше не понадобятся весы, не так ли?” Как и за мгновение до этого, Протомах использовал двойное число, говоря о Менедеме и Соклеосе. Эта грамматическая форма была распространена в греческом языке Гомера, в гораздо меньшей степени в современном аттическом. Используя ее, Протомахос подразумевал, что родосцы были естественной парой. Взгляд Менедема метнулся в сторону Соклея. Соклея тоже смотрел в его сторону. Они оба, очевидно, пытались решить, хотят ли они быть частью такой пары.

Отвлекшись, Менедем заставил себя вспомнить вопрос. “Нет, о наилучший. Тем не менее, мы благодарим тебя за то, что ты ими воспользовался”.

“Я должен был бы взять с тебя дополнительную плату, которую ты получил от Клеокритоса, в качестве комиссионных”. Протомахос улыбнулся, чтобы показать, что он не имел в виду это всерьез.