Созданная из тени

А я… крадусь за ней. Просто не могу иначе, иду за его голосом, как Утро следует за Ночью.

Под навесом кромешный мрак. На ощупь продвигаюсь вперед. В окне фургона какое-то мягкое мерцание. Во рту у меня пересыхает: это духосветы. Они летают внутри, хотя именно туда только что вошел человек. Человек с голосом Лиама. Этого не может быть. Я оказываюсь у входа. Дверь открыта, только занавеска мешает мне узнать правду. Голова у меня вот-вот взорвется. Мне нужно увидеть этого человека – я хочу убедиться, что это не Лиам, что я не сошла с ума. Я отдергиваю занавеску в сторону.

В мерцании духосветов, отбрасывающих черные тени, я вижу его лицо. Подбородок этого человека в страшных шрамах, а волосы коротко стриженны, но я все равно его узнаю. Под ногами у меня словно разверзается пропасть, и я вот-вот в нее упаду, если не найду за что уцепиться.

– Лиам…

– Прочь! – это не голос, а какое-то шипение.

На секунду я стою в оцепенении. Что-то летит мне в лицо, я вскрикиваю, уворачиваясь, и слышу звон стекла – что-то разбилось о дверь и выпустило десяток больших зеленоватых существ. Жуки несчастий! Вот влипла! Я выскакиваю наружу, уверенная, что тоска сыграла со мной злую шутку. Нет, это не Лиам, невозможно…

Я сломя голову бегу между фургонами туда, где оставила Золотце. Споткнувшись о палаточный шнур, падаю.

– Страшно, да?

Этот скрипучий голос пугает меня до смерти. Я в ужасе оглядываюсь по сторонам. Вдруг прямо передо мной вспыхивает тусклый огонек лампады, и из темноты проступает какой-то морщинистый старик. Он сидит на стуле прямо перед своим фургоном и курит какую-то траву: подозреваю, она вызывает галлюцинации.

– Жуткие соседи. Чего тебе надобно от старой Эшры и ее мальчишки?

Поднявшись на ноги, я стряхиваю пыль со штанов.

– Ничего. Но кажется, там нужна помощь. Вокруг какого-то человека вьются духосветы.

Старик качает головой:

– Иногда он их выгуливает. Я тебе точно говорю. Жуткий он. И сумасшедший. Старая Эшра сама по себе пугает. Но мальчишку не хотят видеть даже у костров, хотя это претит законам гостеприимства.

Во рту у меня сухо. Хочу сглотнуть, но не получается. Вдруг это все же Лиам? Нет, быть такого не может…

– Знаешь, чем питаются духосветы, малютка?

Я киваю. Они просвечивают человека насквозь в поисках его главной цели. И лишают надежды ее достичь.

– Так вот, – продолжает старик, – у него этого нет. Души нет, понимаешь?

– Нет…

Я оглядываюсь на фургон. Никто меня не преследует, поэтому я сажусь, держась от старика на почтительном расстоянии.

– С чего вы взяли? – интересуюсь я.

– Слыхал одну байку. Тот, кто торгует табаком, знает байки всего рынка, – он протягивает мне свою трубку, но я вежливо отказываюсь. Этой ночью мне нужна ясная голова.

– И его история, – тут старик то ли невесело смеется, то ли просто кашляет, – начинается в Лиаскай, там, где погребены потерянные души.

– В Бездонном Ущелье, – шепчу я.

– Старая Эшра каждый год охотится там на ветровых волков. Поймать этих монстров непросто, но каждой весной там что-то случается, и волки становятся вялыми и неповоротливыми. Эшре удается поймать одного.

Меня колотит дрожь, и причин на это много. Я-то знаю, что происходит весной в Ущелье. И я догадываюсь, кто такая Эшра. Темнокожая старуха, на лице у которой три шрама, оставленные огромными когтями. Я несколько раз видела ее в таверне.

– В этом году она, как всегда, отправилась на дно Ущелья, чтобы расставить ловушки. И наткнулась на тяжело раненного мальчишку. Эшра думала, что он даже до утра не протянет. К ноге у него была привязана тонкая цепочка. Старая Эшра ее заметила: у нее ведь есть сердце. Сама когда-то была рабыней, хоть и не говорит об этом.

Старик затягивается. Я едва могу дышать. Боже мой, Лиам…

Хочу вскочить и вернуться к нему, и не важно, хочет он меня видеть или нет. Но ноги меня не слушаются. Я дрожу всем телом.

– Она хотела ему помочь, но он убежал от нее. За ним тянулся кровавый след, но старая Эшра все равно не смогла его поймать. А потом нашла. Мертвехонького.

Я обхватываю себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Теперь все встает на свои места.

– Так было ночью? А утром… он снова ожил?

Старик не отвечает, но его молчание говорит само за себя. У кеппоханцев особое отношение к чарам. С одной стороны, для них каждый сбежавший маг – это маленькая победа над Лиаскай и ее авторитетом. С другой стороны, они очень боятся, что Королева отправит солдат, чтобы наказать Кеппох за укрытие людей кланов. Поэтому магией восхищаются молча. Вслух о ней говорят только в пьяном угаре. А пьют кеппоханцы много, и даже мне, чужеземке, они рассказали с десяток историй.