Созданы для любви

– Это меня и пугает, по разным причинам, ну да ладно. Лучше насладимся моментом.

Он вяло и неуклюже поднял руки, словно готовясь к тому, что сиделка пересадит его в ванну, но Хейзел поняла, что нужно его обнять. Всю ее жизнь он, казалось, боялся прижать ее к себе слишком сильно, из-за чего объятье получалось неуверенным, как будто он беспокоился, не стошнит ли ее на него. На этот раз они обнимались дольше, чем когда бы то ни было в прошлом, и это компенсировало его нетвердую хватку и убеждало, что папе правда нравится ее обнимать. Он делал успехи – тренировки с Дианой пошли ему на пользу.

– Полагаю, Диана останется дома со мной?

– Правильно. Мы с ней не выезжаем в город. Не уверен, что в будущем что-то изменится. Эх, а ведь водитель автобуса не отказался бы взглянуть на ее причиндалы.

Причиндалы? Хейзел страшно захотелось взглянуть самой, когда он уйдет. Насколько это неэтично? Считается ли это формой слежки, раз Диана не принадлежит ей?

– Не могла бы ты отвести ее в спальню и уложить, Хейз? Мне лучше подождать снаружи. Эти приемы – заделье на целый день. Когда я вернусь, я, вероятно, захочу залить в себя немного подливки и завалиться спать.

Хейзел надеялась, что «подливку» он использовал как эвфемизм для алкоголя. Она бросила взгляд на содержимое открытой кладовой. К сожалению, он, похоже, имел в виду самую настоящую подливку.

– Конечно, пап. Желаю хорошо провести время.

Ее отец что-то насвистывал на пути к двери, перебивая гудение мотора «Раскл», а затем наступила тишина.

Теперь, когда они остались наедине, Хейзел стало неловко заглядывать кукле между ног, особенно если Байрон действительно распихал камеры по дому и наблюдал. Нет, она будет вести себя профессионально, как ассистентка медсестры.

– Ну что, Диана, – сказала Хейзел, поправляя кукольное личико. – Кажется, пора уложить тебя вздремнуть.

Она попробовала нести ее, как невесту через порог, но кукла весила больше, чем казалось на первый взгляд. Получилось грубовато, но из-за того, что кукла была такой тяжелой, Хейзел пришлось наклонить ее вперед и тащить в спальню, придерживая за талию. Если верно подобрать контекст, было нетрудно думать о Диане как о человеке: Диана была подругой, которая чуток перебрала, и теперь Хейзел помогала ей добраться до ее комнаты. Как только Хейзел уложила Диану под одеяло, устроив ее голову на подушку, у нее даже получилось думать о Диане как о пациентке, впавшей в длительную кому, но без грусти – то, что Диана никогда не проснется, не было трагедией, ведь она и до этого никогда не просыпалась.

Даже карикатурный портал открытого рта не казался теперь таким отталкивающим, Хейзел к нему привыкла. Всего лишь карикатурная мимика. Диана сильно удивилась, вот и все. Она сделала такое лицо, как будто не могла поверить тому, что ей сказали.

Хейзел вспомнила благотворительный вечер, куда она ходила с Байроном. В очереди за напитками с ней рядом стояла женщина в новых туфлях от Гоголя – на платформе левой туфли отображался ее вес и индекс массы тела, а на правой сумма шагов за день и примерное количество калорий, которые она сожгла; когда ее вес уменьшался более чем на пятьдесят грамм, туфли празднично мерцали вспышками розового светодиодного света в течение двадцати секунд. Женщина попросила у бармена еще бокал очень редкого вина, и когда бармен сказал, что оно закончилось, она скорчила гримаску, похожую на нынешнее выражение лица Дианы.

Наконец туфли женщины замигали, что и вывело ее из транса; она посмотрела вниз, читая цифры, затем взглянула на бармена по-другому.

– Видимо, – сказала она, – разочарование очень полезно для моего метаболизма. Думаю, мне стоит поблагодарить вас за то, что испортили мне вечер.

Хейзел посмотрела, как удаляются ее мигающие туфли, и ей захотелось подбодрить бармена.

– Боже, – сказала она ему, – и в чем ее проблема?

Но он совсем не смутился.

– А что она сказала? – спросил он. – Я не слышал. Пялился на ее грудь.

Хейзел кивнула и спросила:

– Если бы женщины могли остаться такими, какие они сейчас, или превратиться в гигантские сиськи, чтобы не было ничего, кроме огромной молочной железы с соском, которая не может ни говорить, ни думать, ни есть, а только катается везде, оставляя за собой склизкий силиконовый след, какую из женщин вы бы предпочли?

Глаза бармена забегали по залу в поисках ответа, как будто он мог увидеть женщину, стоящую у стены рядом с гигантской грудью, и использовать их как удобную визуальную опору, чтобы сравнить и принять решение.

– Откуда берется склизкий след? – спросил он. – Что дает слизь? Есть ли там что-нибудь внизу?

Поскольку бармен был погружен в свои мысли, Хейзел схватила бутылку ликера и начала сама готовить себе напиток.