Создать совершенство. Через тернии к звездам: как рождаются виртуозы

Интервью с родителями-музыкантами показывают, что их осведомленность о правилах, принятых в мире музыкантов, являются полезным вкладом в обучение ребенка-солиста.[63] Даже тем, кто готов инвестировать время в подготовку карьеры своих детей, трудно изо дня в день заниматься только этим. Некоторые предпринимают необычные меры, чтобы следить за обучением ребенка, как в случае родителей Максима Венгерова. Когда Венгерову было семь лет, его родители могли вернуться домой после вечернего концерта и работать с ним до двух часов ночи.[64]

Но большинство родителей, особенно родителей-музыкантов, лишены такой роскоши, как посвящать ребенку 24 часа в сутки. Как сказал мне скрипач-солист (41 год, женат на концертмейстере, оба работают в национальном оркестре), отсутствие времени стало решающим фактором того, что их первый (из четырех) ребенок перестал заниматься: «Моя дочь играла на скрипке… Она была очень талантлива, но мы оба были слишком заняты своей работой, концертными турами, различными проектами… Жаль, но мы оказались не в состоянии направлять и контролировать ее».

Инструментальная практика

Знаменитый скрипач Джордже Энеску однажды сказал:

«Бедняги! Они похожи на приговоренных, они жертвы… даже святые».

(Schwarz, 1983. Р. 360).[65]

Скрипачи используют разные слова, чтобы выразить суть того, чем они занимаются. Так, французские скрипачи используют глагол travailler, чтобы сказать «работать», jouer, чтобы сказать «играть», иногда употребляют s’exercer для «заниматься, готовиться». Польские скрипачи говорят 'cwiczy'c, что означает «практика», а русские говорят «заниматься». Инструментальная практика подразумевает ежедневную отработку техники, совершенствование текущего репертуара, изучение новых произведений. Практика важна для скрипача точно так же, как и для атлета: даже виртуозы на пике своей карьеры вынуждены практиковаться.

Ежедневная инструментальная практика учащегося-солиста проходит без участия преподавателя, однако всегда присутствуют родители, по крайней мере на ранних этапах.

Трех-пятилеткам учителя советуют заниматься от часа до полутора, шестилеткам – два-три часа. Начиная с восьмилетнего возраста рекомендуемая продолжительность ежедневных занятий составляет четыре и более часов.

Петр Соломонович Столярский требовал, чтобы его ученик «вынимал скрипку из футляра сразу после завтрака и убирал ее обратно в футляр только перед сном. Прочая деятельность, включая общее образование, должна быть сведена к минимуму» (Schwartz, 1983. Р. 458). Учителя русской школы следуют этой модели. Они часто повторяют слова, которые приписывают известному пианисту Артуру Рубинштейну: «Если однажды я прекращу заниматься, в первый день никто этого не услышит. На второй день я сам услышу разницу. На третий день ее услышат все».

Когда в класс приходит новый ученик, учителя, придерживающиеся строгостей русской школы, часто рассказывают историю, которую я впервые услышала, побывав на уроке бывшего преподавателя Гнесинского училища (он занимался с восьмилетним мальчиком):[66]

«Знаете, кем был Никколо Паганини? Самым блестящим виртуозом XIX века. Знаете, почему он был самым лучшим скрипачом своего времени? Говорят, он продал душу дьяволу в обмен на умение извлекать волшебные звуки из инструмента. Но это не так. Никколо в вашем возрасте уже упорно трудился. Каждый день с самого раннего утра отец запирал его в пустой комнате и приказывал ему играть на скрипке. Через час работы Никколо зарабатывал право на завтрак. Затем он снова играл до самого обеда. Если отец считал, что Никколо играл плохо, он не давал ему есть. Мальчик работал весь день, до самого вечера. В этом и заключается большой секрет его превосходной техники.

Ничто не приходит само по себе. Нужно работать над техникой. Поэтому, возвращаясь домой, вы должны заниматься не менее часа. И потом, до следующего урока, нужно заниматься по три часа в день».