Создатели

– А если ты им поможешь, то сможешь жить спокойно, потому что ты один из них. Так? – спросила Люсия.

– Если бы они думали, что я один из них, то не стали бы пытать меня и угрожать, – ответил Руперт. – Ты видела шрамы у меня на руках.

– Может, они не настоящие.

– Проверь, – предложил Руперт.

– А может, тебя и правда облили кислотой, но сначала напичкали обезболивающими.

– Будь я так предан Департаменту, зачем бы я стал признаваться?

– Он собирался тебя проверить, – кивнула она в сторону Смита.

– У меня бы не получилось против его воли добиться правды без препаратов, – заявил тот.

– Тогда, пожалуй, стоит накачать его наркотиками, – предложила Люсия, сощурившись. – На всякий случай.

– Согласен! – выкрикнул Руперт. – Я приму наркотики.

– Вам обоим надо остыть, – сказал Смит. – По-видимому, я здесь единственный врач, поэтому именно я буду принимать медицинские решения. Так вот. Не думаю, что тебе потребуются наркотики, Дэниэл. Я верю, что ты готов помочь мне стереть из твоего мозга любые установки Департамента террора. Ведь так?

– Да, – подтвердил Руперт. Они с Люсией по-прежнему бросали друг на друга злобные взгляды.

– Люсия, не нервируй его. Это осложнит мне работу.

Она возмущенно встала и ушла к полке, заваленной журналами.

– Сядь поудобнее, Дэниэл, откинься на спинку стула, – сказал Смит. Он включил прибор. На экране появилось скопление мерцающих точек. Оно медленно погасло, и на его месте возникло новое, а потом еще и еще одно.

– Теперь смотри на монитор и расслабься, – сказал Смит. – Я буду считать от десяти до одного, и тебе постепенно станет приятно, спокойно и легко. Десять, ты расслабляешься, девять…

Точки на экране продолжали загораться и гаснуть, складываясь в повторяющиеся узоры. Руперт чувствовал, что глаза у него закрываются, а тело тяжелеет. Ему было очень спокойно, как будто он вот-вот уснет и в ту же секунду забудет о тревоге и страхе…

Смит обратился к Руперту. Он слышал голос доктора, но больше не видел его. Руперту казалось, что его глаза закрыты, но он все еще видел, как медленно кружатся точки.

– Мы заглянем в несколько твоих воспоминаний. Это как смотреть видеофайлы на большом экране. Ты сможешь отмотать любое воспоминание назад или вперед, поставить на паузу или остановить. Выбор за тобой. Понятно?

– Конечно, док, – голос Руперта звучал глухо и размеренно.

– Мы возвращаемся в то время, когда тебя держали в тюрьме.

Руперт оказался под шквалом мучительных обрывочных образов. Вооруженные мужчины в черных масках врываются к нему домой. Кислота жжет руки, капитан пытает его электрическим током, его избивают надзиратели. Из горла Руперта вырвался крик.

– Не забывай, это просто старые видеозаписи. Ты полностью управляешь ими. Ты в безопасности. – Смит говорил спокойным и ободряющим голосом, от которого Руперт как будто согревался.

– Я помню.

– Хорошо, Дэниэл. А теперь мы поищем секретные разговоры, которые тебе приказали забыть…

…Руперт сидит в комнате для допросов, его запястья и лодыжки пристегнуты к креслу. Через стол ледяными голубыми глазами на него смотрит капитан. У Руперта что-то происходит с левой рукой. Игла. На сгибе локтя вставлен катетер, и в вену капает холодная жидкость, по руке растекается болезненный холод.

– Ты ничего этого не вспомнишь, ты скорее убьешь себя, чем вспомнишь, – говорит капитан.

Руперта охватили мучительные воспоминания. Агенты явно отобрали самые травмирующие события его жизни. Вот он, восьмилетний, стоит на коленях возле родительского дома в Бейкерсфилде. Перед ним на асфальте распростерся черный лабрадор Гуппи, которого сбил на внедорожнике сосед. А вот ему десять, и он смотрит на тело дедушки в гробу, и рядом рыдает мама. Вдруг Дэниэл услышал крик откуда-то издалека.

– Не волнуйся, – сказал Смит. – Тебе ничего не грозит. Ты свободен от всего этого. Тебе спокойно.

Лавина болезненных воспоминаний начала отступать. Руперту и впрямь стало легче, потому что у Смита был волшебный голос: все, что он говорил, становилось правдой. Руперт был свободен от ужасных вещей, которые происходили с ним.

– Попробуем еще раз, – сказал Смит. – Мы снова в комнате для допросов…

И Руперт вернулся в комнату для допросов. Его мышцы и кости горели от боли. Он корчился, но не мог освободиться.

– Ты ничего не вспомнишь, – повторил капитан сквозь зубы. Теперь он меньше походил на человека, как будто в его тело вселилась темная сверхъестественная сила. На его лицо легли длинные глубокие тени, а глаза казались неживыми, напоминая раскрашенные камни. – Ты… Ничего… Не вспомнишь…

Руперт уставился на эмблему Департамента террора на форме капитана – череп и кости. Он не видел ничего, кроме огромного черепа. Скрещенные кости переломились под прямым углом и сложились в свастику, которая стала вращаться против часовой стрелки, как будто закручиваясь в спираль.