– Да, – ответил Руперт. – Церковь и телевидение одурманивают людей идеологией, а с теми, кто не поддается, разбирается Департамент террора, верно?
– А большинство людей – дураки, которые верят всему, что слышат, – сказала Люсия.
– Я бы с тобой поспорил, – возразил доктор Смит. – Где-то в глубине души большинство покорных граждан понимает, что обожаемое ими государство способно их уничтожить. Они прославляют то, что их пугает, заставляют себя верить, будто они особенные и их минует этот кошмар, что репрессии коснутся кого-то другого. Это единственный способ не смотреть в лицо правде. А правда заключается в том, что люди беспомощны.
– Но через некоторое время они начинают искренне верить в святость государства, – сказала Люсия. – Мне встречались люди, которые впадали в ярость, когда я пыталась открыть им глаза.
– Ярость – признак того, что на самом деле они сомневаются, – пояснил Смит. – Так проявляется их внутренняя борьба с правдой. Нашей стране официально или де-факто подчиняются две трети мира, но это не империя. Мы стираем с лица земли целые города, но называем себя освободителями. Мы уничтожаем миллионы людей, но почитаем бога, который заповедовал: «Не убий».
Так или иначе, все видят эти противоречия. Поэтому мы предлагаем заменить внутренний конфликт на внешний. Публично казненные и убитые на войне люди символизируют сомнения и страхи граждан, внутреннее стремление к правде, которое мы в себе подавляем, потому что вынуждены принимать ложь. Убийства и кровопролитие не устраняют внутренних противоречий, ведь они не решают главную проблему – отрицание реальности. Так и задумано. Как ты думаешь, почему?
– Потому что это полностью развязывает вам руки, – сказал Руперт. – Пока идет война, можно объявить в стране чрезвычайное положение. Верно?
– И они называют эту войну священной, – добавила Люсия. – Священная война, священное правительство… только не задавай вопросов, иначе станешь предателем-еретиком-мыслепреступником.
– Это и есть фараоново государство, – заметил Руперт.
– Совершенно верно, – согласился Смит.
– Но почему вы этим занимались? – спросил Руперт. – Я имею в виду, кто именно этим занимался? В чьих руках власть? Кто дергает за ниточки, словно кукловод?
– Это не один человек, – ответил Смит. – Многие получают выгоду. Среди них и моя семья. Работа в разведке и оборонной отрасли – наша семейная традиция. Поэтому меня и назначили координатором отдела психологических операций, который вырос в исследовательский центр, а потом в самое красноречивое воплощение власти – безнадзорное ведомство, которого официально не существует. Североатлантический психологический корпус. Нас-то и называют «психами». Департамент террора, к примеру, лишь один из наших проектов. Одно из многих наших лиц в Америке.
– Для меня это слишком, – сказал Руперт. У него закружилась голова, и даже сидя, он стал терять равновесие. Тусклый свет лампы начал бить по глазам.
– Извини, – сказал Смит. – Это слишком большое потрясение после операции. Он встал и грузно оперся на трость. – Я покажу, где ты будешь спать.
– Я его отведу, – предложила Люсия.
– Если нетрудно. Тогда я отправлюсь в свои покои. Отдыхай, Люсия. Ты долго была за рулем.
Люсия подвела Руперта к одной из загроможденных всяческой рухлядью стен и отодвинула потертую бумажную ширму, украшенную выцветшими чернильными рисунками, на которых китаянка черпала воду из колодца. Руперт увидел комнатку, стены которой были сделаны из картонных коробок. Внутри стояла койка.
– Тут симпатично, – заметила Люсия. – Думаю, в коробках у двери есть какая-нибудь одежда. Воды совсем мало. Если захочешь в туалет, выйди в пещеру за синей занавеской и иди до тупика. Хотя, может, лучше остановиться пораньше. Ну, сам понимаешь.
– Спасибо, – ответил Руперт.
Она присмотрелась к его лицу.
– В чем дело? – спросил он.
– Когда они тебя арестовали?
– Кто?
– Департамент террора. Я вижу. Сколько они тебя держали?
– Нет, я не… – Руперт так устал, что ничего не соображал. Он не знал, что ей ответить. Солгать? Признаться? Сказать лишь часть правды?
– Не волнуйся, – сказала Люсия. – Мы можем поговорить потом.
– Спасибо.
Она вышла и задвинула ширму.
Руперт прилег, и койка под ним скрипнула. Он не думал, что сможет хорошо отдохнуть в таком подозрительном месте, но уснул, едва прикрыв глаза. Он видел недобрые сны и спал в поту.
Глава 19
Когда Руперт проснулся, на граммофоне звучала песня Билли Холидея «Я скучаю по Новому Орлеану». Пластинка заикалась и шипела. Руперт отодвинул плечом бумажную ширму и присоединился к Люсии и доктору Смиту в гостиной. Люсия ела шпинат из консервной банки. Смит сидел в потрепанном кресле с откидной спинкой и чинил большой монитор, установленный на подставку.
– Нужно еще воды и батареек, – сказал Смит. – Чем больше, тем лучше.
– Я передам кому-нибудь, – отозвалась Люсия. – А что с едой?
– Мне хватит до конца дней, – Смит почесал бороду и посмотрел на Руперта. – Как дела у пациента? Опухло? Болит?
– Чувствую себя отлично, – сказал Руперт. – Вообще-то я уже сто лет так хорошо не спал.