Созерцатель

Второй час я напряженно разглядывал победно-красную кирпичную стену, редкие березы с ёлками, ядовито-зеленый газон, тех, кто поселился на его травянистом лоне – и ожидал события. Будто растворился в этом сакральном действии – ожидании события. Молодежь раскованно лежала кверху ногами, дети ползали в поисках конфет, а между ними деловито прыгали обнаглевшие воробьи. Влекомая слепым звериным инстинктом, прижавшись пузом к траве, к воробьиной компании подкрадывалась жирная кошка. Серые чирикающие попрыгунчики беспечно игнорировали хищницу, а при её приближении легко вспархивали и перелетали на новое место. Кошка возмущенно садилась на шерстяную попу, обматывалась лохматым хвостом и, утопив малахольный подбородок в шейных складках, обиженно щурилась на непослушных птиц. Известно, что кошка считает себя хозяином в любой ситуации, она привычно дает указание подчиненным – грубым, туповатым, дурно пахнущим людям, птицам, собакам – и всегда смертельно оскорбляется, когда те игнорируют утонченное кошачье начальство.

По дорожке фланировали скучные блюстители порядка в поисках его нарушителей, но безуспешно. Резиновые палки в их мускулистых ладонях, казалось, набухли от досужего пота. По новой демократической инструкции им запрещалось с веселием гонять и педагогически наказывать нахалов, сминающих незаконными телами государственный газон, поэтому они предавались воспоминаниям из недавнего прошлого, когда это занятие было для них основным развлечением.

За всё утро только раз довелось им проявить служебное рвение и рявкнуть дуэтом на пятилетнего нарушителя, бросившего мимо урны обертку от мороженого. Мальчик от крика двух больших дядей опустил ручки, теребил пальчиками низ шортиков и удивленно смотрел снизу вверх на блюстителей. Они мощным утёсом возвышались над младенцем, а тот щурился против солнца и поднимать скомканную бумажку вовсе не торопился. Тогда они позвали родителей нарушителя, но никто не откликнулся. Наконец, проходившая мимо старушка со строгим лицом и вуалью на шляпке пристыдила их за то, что они кричали в общественном месте на ребенка, и по-учительски сурово повелела им самим поднять мусор и бросить в урну. Тем ничего не оставалось, как скрипя зубами подчиниться. Малыш убедился в том, что инцидент исчерпан и больше ничего смешного не будет. Он вскарабкался на джинсовые колени мамы, которая увлеченно рассказывала по сотовому телефону, как она загорала на черном вулканическом песке пляжа Тенерифе. Потом он как по горке сполз в узкую щель между маминым бедром и соседским, как буравчик, ввернулся тельцем в прогалину и деловито приступил к поиску очередной порции мороженого в сумке мамы, которая все еще пребывала мыслями на испанском острове Тенерифе, где температура круглый год 24 градуса и все до одного выше нуля.

Место на скамейке досталось мне с трудом. Прежде чем присесть и начать комфортное метафизическое сидение, мне пришлось не менее получаса ходить туда-сюда вдоль ряда скамеек, пока не случилась вакансия. Так же как и я прежде, мимо выжидающе прохаживалась рыжая девушка с могучими формами и посылала в мою сторону штатные знаки внимания. Следом шла тощенькая сутулая дамочка бальзаминовского возраста и занималась тем же, хотя всем было ясно: шансов получить место прежде могучей огненновласой конкурентки у неё практически не имелось. Рядом со мной на скамье полулежал мужчина в светло-сером костюме и, запрокинув голову, уютно посапывал. С другой стороны сидела старушка с газетой и грызла зеленое яблоко. Ну яблоко и газета старушки не вызвали движений моей души, а вот портфель у ног спящего мужчины возмутил в глубине памяти мощное уважение к этому культовому аксессуару.

О, сколько же может вместить в своё безразмерное чрево этот предмет багажа! Как сейчас помню: четыре учебника, шесть общих тетрадей с конспектами, плавки и шлепанцы (для бассейна ввиду сдачи норм ГТО), три бутылки пива для утренней свежести, бутылка портвейна для вечерней перспективы и не менее трех бутербродов с ливерной колбасой для дружеского ужина в компании ясноглазых однокашников. А тот, который стоял у ног мирно дремлющего господина, был к тому же выполнен из дивной выделки кожзаменителя под кожу аллигатора, да еще – мамочка моя! – с кокетливыми латунными уголками и – ой, я не могу! – технически-интеллигентной фиолетовой изолентой по ручке. Ну не портфель, а прям, скрипичный концерт Филадельфийского симфонического оркестра под управлением Орманди! Из чувства неубывающего восторга на время здорового богатырского сна господина я решил взять на себя бремя охраны бесценного артефакта.