Созерцатель. Повести и приТчуды

Что такое общее благо, трудно было объяснить себе и другим. Мне оно представлялось огромной, титанических размеров свиньей с чудовищным аппетитом. Она стоит и, когда устанет, лежит возле колоссального корыта, к которому присоединено множество шлангов, таинственных трубочек и проводов. Сюда приходят и отдают часть корма. А свинья все жрет и жрет. Некоторым нравилось наблюдать, как она это делает. Другие отдавали часть своего корма и уходили, хмурые. Возможно, часть корма от свиньи исчезала по шлангам и трубочкам в неизвестность, но сама свинья об этом ничего не сообщала, даже не намекала, она жрала и жрала. Но также вероятно, что общее благо — это огромная обезьяна с голым задом, которая не переставая жрет бананы. Или, скорее, общее благо — это гигантских размеров сундук, куда по желобу стекают монеты, и там, в черном чреве, исчезают с глухим звоном, чтобы никогда больше не появиться. Трубочек и шлангов от сундука не видно, но, возможно, они приделаны к днищу сундука и проходят под землей.

Так вот этот чудак вознамерился отказаться от почетной обязанности наполнять сундук монетами, кормить обезьяну и ухаживать за свиньей. Я так ему и сказал.

— А вы сами-то, — сладко зажмурился он, хихикая, — вы сами собираетесь слинять от всеобщей трудовой повинности.

— Еще чего! — возмутился я. — Я не собираюсь отлынивать от трудового долга. Все, что сделает в отъезде мой приятель — тождество, будет принадлежать моей стране и моему народу, который я очень люблю. Так люблю, что слов нет. А вы. Мало того, что вы мнимый еврей, так вы еще и претендуете на родство с Иисусом Христом. Это нехорошо. Ссылка на божественный авторитет — признак человеческой неправоты.

— Мы все — мнимые евреи, — печально произнес старичок, — это хорошо. Это подтверждает ту теорию абсурда, а которой вы мне рассказывали. Хотя это одновременно озадачивает, поскольку я не знаю точных ареалов упомянутого Абсурда. А вдруг я попаду из огня да в полымя?

— Абсурд — везде, — подтвердил я. — Он переносится по всей земле космическими ветрами, шквалами, ураганами. А также самозарождается, как мучные черви. Однако родина абсурда — это географические границы вашего нынешнего обитания, и поэтому здесь концентрация абсурда намного выше, чем в других местах. Вам нужно переменить климат. Когда вы докажите городу и миру, что вы — родственник Спасителя нашего, тогда вы сможете спокойно отправляться, куда вам заблагорассудится, и там вам будет дышаться легче, чем здесь, и там вы проживете на семь лет и девять дней дольше, чем здесь, если останетесь. Послушайте — догадался я, — может быть, вы недовольны советской властью и ее социализмом? Тогда вы у меня смотрите!

— Что вы! — замахал в испуге старичок. — Я в восторге от них обоих, когда они порознь. Но вместе, — он покрутил руками перед носом, как театральный еврей. — Но вместе.

— Глупости! — решительно возразил я. — Они неразделимы. Представьте советскую власть и капитализм. Или представьте себе социализм и монархию вместе. Ну?! Представили?

— Да, — расплылся в улыбке старичок, — это абсурд.

— Вот видите? — наставительно произнес я. — То-то же.

— А вы сами, — перевел он разговор, — что с вами станется, если вы не сможете доказать корректность и конформизм ваших дальних родственников?

— Э-э-э, — весело сказал я, — я вырос в абсурде, повит им, спеленут и выкормлен, и потому в дальнейшем должен выбирать страну обитания, где хоть немного, но присутствует концентрация абсурда. Без него я погибну. Все равно что дышать чистым кислородом. Это в том случае, если я докажу Машине. Если же не докажу, тогда я все равно слиняю с помощью одного из приемов Теории Великого Абсурда. Когда ты сделал все, что мог, ты должен уходить, чего бы это не стоило. Машина, — похвастал я, — проколола в моей карточке сорок восемь отверстий. Это означает сорок восемь доказательств моей лояльности.

— Не обольщайтесь, — покачал старичок седой редковолосой головой, — не обольщайтесь, у Машины найдется для вас пара-другая секретов, финтов, тупиковых направлений. Я знаю не более пяти человек, которым без дураков удалось обыграть Машину. После этого Машина была модернизирована с помощью японской компьютерной техники и стала почти необыгрываемой. Возможно, она создана по тем принципам абсурда, о которых вы знаете. Однако посмотрим, что у вас получиться, — успокоил он. — Сорок восемь просечек в карточке свободного выезда — это не Бог весть что. У меня однажды было девяносто шесть просечек. И потом мне все-таки пришлось начинать сначала. Я почему-то надеюсь, — улыбнулся он, — что Спаситель ради моего вызволения подтвердит наше с ним родство. В конце концов, все мы от одного Адама.

— Вот с этого и надо было начинать, — пошутил я, — и заодно предъявить вещественные доказательства — косточки с древа познания.

— Те яблоки были без косточек, — серьезно сказал старичок, — а мы с вами — плоды того дерева.

— Мы не плоды, а мутанты наших далеких предков, — возразил я. — Ложь — мутация правды, абсурд — мутация здравого смысла. Верим в ложь и поклоняемся абсурду. В этом наша религия.