Созерцатель. Повести и приТчуды

Илья Пригожин утверждает, что все процессы во Вселенной необратимы. В том числе, разумеется, и это утверждение Ильи Пригожина. И с этим ничего не поделаешь. Это должно радовать всякого человека, как решающее доказательство неповторимости, уникальности и безысходности сущего. И мне, любителю покалякать о разных туманных проблемах, особенно приятно, что слово, сказанное мной, не может быть сказано никем другим и что это слово своей необратимостью естественно и легко переходит в разряд закона, которого не изменишь. Одно и то же слово, произнесенное разными людьми, будет обозначать не одно и то же, а разное: различна энергия, которой наделено конкретное, актуализированное слово; различен детерминирующий упаковочный материал, в который облечено это слово; различны установки говорящего. Слушающий в процессе восприятия также необратим в понимании энергии, детерминанты и установки услышанного слова. То, что мы «хотим» подумать, то, что мы на самом деле думаем, и то, что высказываем, не могут совпасть ни по форме, ни по содержанию. Необратимость процесса, начиная с эмоционального толчка к мысли и кончая высказыванием, всегда отделяет одно от другого. В этом смысле никакое слово, помысленное, произнесенное, написанное или прочитанное, никогда «не достигает» и вообще не может быть понято во всей своей полноте, во всем горизонте событий, предустанавливающих и определяющих векторы этого слова. Внутренний мир говорящего, внутренний мир слушающего, внешний контекст и материальная опредмеченность окружения — все это различные «шумовые фоны» диалога, каждый из которых по-своему искажает слово. Мы не можем надеяться, что нас когда-нибудь поймут. Десять слов вместо одного не спасают положения. Законы чисел в диалоге обладают минимальным коэффициентом полезного действия. Каждое слово в конечном счете обращается в нуль. Сумма нулей — слабое утешение для того, кто надеется оперировать числами и достичь осмысленности. Необратимость неотвратима на всем временном континууме — на пространстве «до», на поле «сейчас», на бесконечности «после». Историю Дон-Кихота современники понимали иначе, чем сам автор и сам Дон-Кихот, и, несомненно, иначе, чем мы понимаем сейчас. Завершенный текст — катастрофа необратимости. По материальным следам и останкам мы можем вообразить «как это было», объективировать нашу иллюзию иллюзией прошлого. Тем не менее, люди упорно множат массивы необратимых слов — духовных наркотиков культуры. Кто знает? Возможно, когда-нибудь, в необозримом будущем эта деятельность достигнет результата, и тогда ничего нельзя будет исправить, поскольку боговдохновенное слово было произнесено раньше, чем мы научились говорить.

АССОНАНС

Все есть жизнь — пылинка на дороге, сама дорога, и сам воздух, и первый крик ребенка, и последняя похоронная процессия минувшего года. Ничто в мире не умирает, но рождается дважды, по меньшей мере, дважды. Первый раз, когда из ничего приходит во что-то, и второй раз, когда из чего-то уходит в ничто. Можно страдать, когда погибает вечное, но стоит ли печалиться, если исчезает преходящее? На короткое время мы высвечиваемся на экране жизни, непрофессиональные актеры, ломая бутафорские копья ради справедливости, которая нам не принадлежит. Не мы смотрим этот фильм, не мы его ставим, и даже наш голос за кадром, когда роль сыграна, не попадает на звуковую дорожку. Кадры мелькают. Двадцать четыре в секунду. Двадцать четыре в сутки. И ни один не успеваешь прожить со всей полнотой.

Соблазнительно представить себе бывшее и будущее человечество единой личностью, а себя — частью одного и единственного пути. Тогда кто-то другой, не повторяя тебя, пройдет свою часть дороги. Соблазнительно, но почему в ушах отдаются эхом знакомо-чужие выкрики: дубль! еще дубль! И все это повторяется снова. И тогда — ощущение нескончаемого удвоения.

А вдруг там, за кадром, крутят другой фильм? Откуда такая жадность к иной, не свойственной тебе роли? Оттого ли, что твоя собственная роль кажется репетицией, не удовлетворяющей режиссера? Или боишься, что за кулисами ждет выхода дублер?

Не бойся, он произнесет другие слова, и они не будут твоими, но аплодисменты ты можешь принять на свой счет, и пока не стихли снисходительные хлопки, стучись во мрак немой, и тебе откроется свет звучащий.

РЕЦЕПТ БЕРНЕ

Более полутора веков назад Людвиг Берне предложил простой способ быстро стать оригинальным писателем. Необходимо, говорил он, три дня подряд записывать без льстивости и фальши все, что приходит в голову — о себе, о своих женах, о турецкой войне, о Гёте, о криминальном процессе Фукса, о дне страшного суда, о наших начальниках, и по прошествии трех дней вы, говорил он, будете поражены и удивлены своими новыми невероятными мыслями.