Созерцатель. Повести и приТчуды

Вчера они установили новый столб. Из окна я наблюдал, как они поднимают его с помощью механизмов. Они работали вяло и лениво, в них не было той страстной устремленности, какая отличает все мои поступки.

Я решил, что дам ему пару недель. Пусть внимательно рассмотрит, с кем имеет дело.

ВВЕДЕНИЕ В СОЦИОГРАФИЮ

Все население нашей маленькой дружной империи независимо от пола, образования, служебного положения делится на четыре категории: лицемеры, казнокрады, стукачи и диссиденты. Возможны какие-то и другие типы, но они никак не проявили себя ни в общественной, ни в частной жизни.

Самый очевидный тип — казнокрады: они знают, чего не хотят, и всегда согласны со всеми, включая самих себя. Самый неочевидный тип — диссиденты: они не знают, чего хотят, и всегда не согласны ни с кем, включая себя.

Кроме того, представители каждого типа могут обладать скрытыми качествами других типов. Так, лицемер может быть стукачом и диссидентом, но не казнокрадом, поскольку видит мир более разнообразным и живописным, нежели казнокрад. В свою очередь, казнокрад не может быть стукачом и диссидентом, но вполне подвержен лицемерию: он представляет мир и общество в виде двух категорий — полицейских и олухов и видит их двухцветно: полицейские — синие и серые, а олухи — любых других цветов, включая синих и серых, поскольку полицейский может быть олухом, но олух не должен быть полицейским. Среди полицейских бывают лицемеры, но нет диссидентов, среди олухов бывают казнокрады, но нет лицемеров.

Стукач может быть диссидентом по отношению к лицемеру и лицемером по отношению к казнокраду. Лицемер может быть стукачом по отношению к казнокраду и диссидентом по отношению к стукачу. Диссидент может быть лицемером по отношению к стукачу и стукачом по отношению к лицемеру. Казнокрад понимает диссидента, но отвергает стукача и лицемера. Лицемер понимает казнокрада, но отвергает стукача и диссидента. Стукач понимает лицемера, но отвергает казнокрада и диссидента. Диссидент понимает стукача, но отвергает казнокрада и лицемера. Таким образом, в нашей маленькой империи все понимают всех и одновременно все отвергают всех, и, возможно, именно поэтому мы живем дружно. И только у нас стукач может стать диссидентом, а лицемер — казнокрадом. И наоборот. И поэтому у каждого есть возможность изменить собственный статус.

ЕЩЕ ОДНА ТРАДИЦИЯ

Человек принадлежит либо небу, либо земле и живет в забытьи своей принадлежности, и его смерть — всего лишь внезапное воспоминание о собственной родине.

Он живет, как зрячий в глухой темноте, как слепой в гулком осеннем просторе — не видя отдаления конца пути.

Небо и земля отражаются не отражаясь, смотрят не видя. Так след приходит к ноге, и они не узнают друг друга.

Глупец редко спрашивает, но готов отвечать. Поэтому глупец скрывает от самого себя свою глупость, и мудрец скрывает мудрость. Их качества изначальны, так из дерева нельзя извлечь его деревянность.

От частого употребления стирается слово и молчание, поэтому мы — тот цынь, на котором играет природа, когда ей нечем заняться. Приходя, мы вступаем в равенство и пытаемся его преодолеть. Возможно, были счастливцы, которым удавалось тотчас перелетать от мгновения до-рождения до мгновения после жизни. Они не успевают рассказать об этом, но зато они не сомневаются, как глупец, сомневающийся в других, и мудрец, сомневающийся в себе.

ЧЕРНАЯ ДЫРА СЛОВА

Лепка контекста — это процесс неизменной переоценки исходного материала, чей первичный смысл утрачен в погоне. Семилетний мальчик рассказывал сказку:

— Иду по лесу, вижу яму, а в яме — дохлый лось: ни рогов, ни ногов, ни руков, одни зубы торчат, а из каждого зуба — челюсть!

— Что за нелепая сказка! — сказали ему.

— Это немецкая загадка, — отвечает он.

— А отгадка какая?

— Отгадка итальянская, — отвечает он.

Этот мальчик знал, о чем говорил, но его слушатели не понимали, что же в действительности он знает, и рассердились, потому что в этой сказке вещь, смысл и образ лежали отдельно друг от друга, и чтобы все это интегрировать, взрослым нужно было учесть еще один фактор — самого рассказчика. Но именно это оказалось для них самым трудным. И тогда я попытался им все объяснить.