Сожги в мою честь (ЛП)

Пусть решит судьба. Амели, служащая ее магазина, запаздывает – никогда такого не случалось прежде. Не появится через пять минут – вот и знак не двигаться с места. Положиться на жребий – не веря в приметы.

Выйти? Остаться?

Истекли две минуты, продавщицы не видать – отсюда до конца улицы.

Три… Четыре…

Черное мешковатое пальто, прихрамывающая походка, седой узел на голове.

Амели направляется на службу.

И, значит, надо выходить…

Глава 21

Скорпион

После первого минутного удивления Канонье вновь обрел способность рассуждать.

– Брибаль… Йозевич… Франция потеряла два потрясающих образчика гомо легалус – в шутовском варианте.

– Гомо легалус… Не поясните?

– Весьма охотно, комиссар. Юридические справочники «Даллоз» [23] – пунктик Брибаля, только именем уголовного кодекса он и клялся. Между нами, я всерьез думал, что судья поглощал страницы свода законов на завтрак. Йозевич – дело другое, такого комедианта увидишь нечасто. И его показания на процессе наилучшим образом подкрепляли выкладки законников. Он даже цитировал наизусть уголовные статьи, причем ни в одной не ошибся и в запятой. Брибаль был на седьмом небе, так же как мой собрат – адвокат серба, который, уверен, и написал текст речи.

– И чего ж такого прекрасного поведал голубчик, чтобы очаровать нашу парочку?

Клубы дыма, Канонье сортирует байты памяти.

– Если попроще: что официальная комиссия гарантировала безопасность клуба. Это была правда, увы: Антон с управляющим присутствовали при инспекции. В подтверждение был представлен положительный отчет.

– Не подкопаешься.

– Это и ужасно! «Уполномоченными экспертами» выступали местные спасатели. Они не имели представления о современных материалах. А в «421» большинство принадлежало к четвертому классу – по меньшей мере сто двадцать восемь легковоспламеняющихся элементов. Проверяющие же ограничились осмотром электропроводки, убедились в отсутствии полиуретана и, совершенно удовлетворенные, подмахнули необходимые бумажки… К великому счастью мэра! Для него открытие клуба означало наполнение бюджета.

Невеселое молчание подытожило речь. Из-за мерзавцев и горе-специалистов два десятка молодых людей, полных надежд, погибли в пламени. Клуб «421» был разделен надвое, пожар занялся над главной танцплощадкой в передней половине помещения. Из первого зала посетителям удалось спастись. Но не тем, кто танцевал в дальней части. Подвесные потолочные конструкции, софиты, прожекторы обрушились мгновенно. Эвакуация из одного зала в другой стала невозможна. А пожарные выходы в задней части клуба отсутствовали.

Милош нарушил затянувшееся удрученное молчание:

– Я читал, что решение суда сочли жалким.

Канонье кашлянул, поперхнувшись нервным смешком:

– Ха-ха! Приговор совсем не был умеренным – по закону, который Брибаль применил, не видя дальше своей судейской шапчонки.

– Извините, плохо вас понимаю.

– Поясню: для этого типа правонарушений законодательство того времени предусматривало два года тюремного заключения и штраф в размере двадцати тысяч франков.

– Этот тариф и применили?

– Нет. Мэр Сильвен Жуфлю получил десять месяцев условно и небольшой штраф. Управляющий клубом выплатил смехотворную сумму родным погибших и провел за решеткой шесть месяцев, прежде чем уехать в Марокко. Остальных проходивших по делу лишь отстранили от должностей.

– И все?!

– Dura lex, sed lex… Закон суров, но это закон.

Милош изобразил, как рухнул, потрясенный мягкосердечием решения.

– Знаю, лейтенант, приговор просто вопиет о несправедливости. Я и сейчас киплю от негодования. Но что поделаешь? Кассационная жалоба была обречена заранее, Брибаль провел процесс без сучка и задоринки. – Адвокат затянулся – оживить сигару. – Вот еще одна латинская сентенция, которая кажется подходящей к моей профессии: in cauda venenum.

– «В хвосте яд» – намек на скорпиона.

– Да, лейтенант, римляне употребляли это изречение. Знаете, в каких случаях?

– Нет, не знаю.

– Тогда придется вас просветить: так именуется искусство хлестко закончить письмо или ядовитый выпад в беспощадной судебной схватке. Синоним изворотливости: показываешь мирный нрав в начале речи, а в финале жалишь не остерегающегося противника. Я и есть скорпион, лейтенант – умею впрыснуть яд в подходящий момент. Но порой правосудие обуто в железные сапоги, и я бессилен.

Убежденная лишь наполовину, Антония вновь пошла в атаку, не давая хозяину передохнуть:

– Почему вы не попытались привлечь к делу Бонелли?

– Думаете, не пытался, комиссар? Я заявлял о его соучастии. Но и его закон освободил от всякой ответственности, увы.

– Вы говорите о контракте?

– Именно, о чертовски хорошо состряпанном контракте. Бонелли не касалось то, что происходило в клубе «421» – это же предприятие, взятое внаем.

– И платежи, вероятно, шли взятками.

– Вижу, вы хорошо знали Корсиканца…

Горечь на душе и во рту. Антония не смогла сдержать жестоких сожалений.

– Если бы смертная казнь продолжала применяться, эти мерзавцы заслуживали бы гильотины.

Мгновенная вспышка гнева Канонье сотрясла белые стены.

– Нет, комиссар! Я был адвокатом и не могу позволить вам так говорить!