Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

Затем всплыли новые проблемы. Надпись, которую предполагал раазместить на здании американский архитектор Уитни Уоррен, - «Furore Teutonico Diruta, Dono Americano Restituta» («Разрушено яростью германцев, восстановлено на пожертвования американцев») - была задумана до сдвига политических водоразделов в Европе к концу 1920-х годов. Чувства, которые должна была вызывать эта надпись, уже не выглядели уместными. В частности, у Николаса Мюррея Батлера начали возникать сомнения в ее разумности; в том году он стал председателем Фонда Карнеги за международный мир, филантропической организации, во многом озабоченной ролью библиотек в послевоенном согласии в Европе. Между Уорреном и Батлером разразилась битва на страницах американских газет, которая вскоре распространилась в Европу, обострив сильные антиамериканские настроения после казни в 1927 году Сакко и Ванцетти, двух итальянских анархистов, считавшихся жертвой преобладавших в Америке несправедливых взглядов в отношении иммигрантов. Сражение за надпись продолжалось вплоть до церемонии 4 июля 1928 года в честь завершения строительства. Уоррен, поддерживаемый бельгийскими националистами, отказался изменить надпись. Университетские власти при поддержке правительственных чиновников США отказались ее устанавливать, оставив вместо этого пустое место на стенах библиотеки. В последующие два года Уоррен вел судебные тяжбы, и проблема оставалась в газетных заголовках по обе стороны Атлантики, причем за это время бельгийские националисты дважды успели осквернить пустой фасад. В конце 1936 года изначальную надпись поместили на военный мемориал в Динане, и проблема с библиотекой наконец ушла из новостей, после чего как американцы, так и университетские власти в Лувене смогли облегченно вздохнуть.

Мир этот, к несчастью, оказался недолгим. После Первой мировой урок Лувена не только не пошел впрок, во Вторую мировую его пришлось повторить снова. В ночь на 16 мая 1940 года, почти 26 лет спустя после первого разрушения библиотеки, восстановленное здание снова было почти полностью уничтожено, и виной тому снова оказались бомбившие его германские вооруженные силы.

В «Times» от 31 октября 1940 года, в статье под заголовком «Снова Лувен», бельгийский корреспондент газеты сообщал, что «немцы заявляют, будто на этот раз библиотеку подожгли британцы, но никто в Бельгии не сомневается в вине Германии». Немецкая комиссия по расследованию во главе с профессором Келлерманом из Аахена, обнаружившая в подвале канистры с Дальнего Востока, утверждала, будто британцы наполнили их бензином, а затем подожгли, подорвав три гранаты. Об этом сообщалось в «New York Times» от 27 июня 1940 года из Берлина как об «убедительных доказательствах» того, что к разрушению библиотеки привел заговор британцев [16].

Президент Колумбийского университета Николас Мюррей Батлер, внесший большой вклад в реконструкцию, получил горестное письмо от университетского библиотекаря из Лувена:

С неподдельной печалью вынужден известить вас, что библиотека почти полностью уничтожена огнем; прекрасных хранилищ в задней ее части, где содержались наши драгоценные собрания, больше нет, и от них остались лишь страшно искореженные и оплавленные балки. Больно смотреть... погибли также коллекции инкунабул, рукописей, медалей, ценного фарфора, шелковых флагов и каталогов. Нам придется практически начинать все заново [17].

В декабре 1940 года, после сброса зажигательных бомб на Лондон, «Daily Mail» в статье Эмриса Джонса обвинила немцев в «преступном уничтожении древней библиотеки Лувена», назвав его одним из деяний «великих поджигателей» в мировой истории наряду с разрушением Палаты суконщиков[21] в Ипре и собора[22] в Реймсе. Нет никаких доказательств, что в 1940 году атака была преднамеренно нацелена на библиотеку, как в 1914-м. Спроектированное американцами здание, объявленное огнеупорным, не защитило собрания библиотеки: уцелело не более 20 000 книг. После войны библиотека вновь была восстановлена, открывшись для посетителей в 1950 году [18].

Двойное уничтожение библиотеки в XX веке в обоих случаях вызвало ощущение культурной потери, аналогичной разрушению библиотеки в Александрии. Потеря ее собрания стала не просто потерей великих сокровищ - некоторые ученые принижали их интеллектуальную ценность, подчеркивая вместо этого воплощенную в библиотеке национальную и гражданскую гордость - для многих бельгийцев это была их «bibliotheque de famille» [19].