Сожженная земля [СИ]

Забыв робость, сомнения, вину, он вскочил с колен и обнял Серену так крепко, что у нее перехватило дыхание, и страстно поцеловал. Его глаза блестели, дыхание стало частым и тяжелым, а сердце билось так, что она не слышала ничего, кроме его ударов. Ее собственная страсть всколыхнулась в ней, смывая преграду тревоги и неуверенности. Руки сами легли на пояс любимого, расстегнули ремень, высвободили подол рубахи, скользнули под мягкую ткань. Тонкие пальцы нежно водили по спине Люса, пока он стягивал лиф ее платья. В немом восхищении он любовался ее обнаженной грудью — маленькой и упругой. Два изящных холмика показались ему самым дивным, самым восхитительным зрелищем на свете. Он осторожно припал к ее правой груди, провел языком по соску, затвердевшему в то же мгновение.

Больше сдерживаться не могли оба. Люс сорвал с себя рубаху, расстегнул крючки ее платья — резко и нетерпеливо, через один срывая их. А Серена больше не испытывала стеснения. Стянула штаны с его бедер и, легонько толкнув его на кровать, раздела до конца. Люс тяжело и возбужденно дышал. Оставшись нагишом, притянул девушку к себе и стащил с нее свадебное платье. Они долго смотрели друг на друга, не в силах налюбоваться, а затем пустились в волнующее и страстное путешествие, исследуя друг друга — губами, кончиками пальцев, языком…

Уверенно, но при этом мягко Люс раскрыл ее бедра и склонился к девственному лону. Кончик языка коснулся горячей влажной плоти. Нащупал самую чувствительную женскую точку и стал водить языком вокруг нее. Девушка сладко застонала и погрузила пальцы в кудри любимого мужчины.

— Люс… Как же хорошо…

Ее страстный шепот возбудил мужчину так, что дольше сдерживаться он не мог. Он накрыл Серену своим телом, прильнул щекой к ее щеке, а своим членом — к ее лону, источавшему сок. Направил рукой член внутрь, поглаживая головкой вход во влагалище, но не торопился входить, давая любимой привыкнуть к себе. Он не сомневался, что до него Серена не знала мужчин.

Она посмотрела ему в глаза, предвкушая долгожданное соитие. От этого взгляда он окончательно потерял рассудок.

Серена вскрикнула, когда он вошел в нее. Терпкая боль первого проникновения, первого принятия любимого мужчины… Люс провел языком по ее губам.

— Любимая… девочка моя… только моя…

Он начал двигаться так мягко, как позволяло ему ненасытное желание. Серена ответила на его нетерпеливый поцелуй. Аромат и вкус любимого, его плоть внутри ее лона, сладкая, томная боль… Она почувствовала, что ее сознание уплывает в запредельные дали, где нет ни мира, ни ее самой. Лишь единое целое с мужчиной — самым желанным на свете. Застонала — хрипло и глубоко. Мышцы лона сжались, стиснув мужской орган, тело Серены выгнулось и содрогнулось в сладострастном спазме. Люс двигался в такт вибрациям ее тела. Его возбуждение достигло пика. Он хрипло выдохнул и изверг семя. Серена ощутила горячую влагу его любви к ней. Она стала женщиной, а Люс — ее мужем. Сейчас и до конца их дней.

* * *

Третья пара молодоженов провела эту ночь в нежности, любви и доверии. По сути, они давно считали себя мужем и женой — столько испытаний довелось перенести вдвоем. Они твердо знали, что друг в друге обрели надежную и крепкую опору. Сегодня они просто узаконили отношения перед обществом. Но и для них настал новый этап. Сбылась заветная мечта Артана: король Конар признал Магическую Академию, а ему вручил ответственность за нее. А Беделин — теперь уже леди Артан — предстояло поддерживать и разделять ответственность с мужем.

Люс и Серена наконец обрели друг друга; Келитана и Лаэ — признание общества, право любить друг друга открыто, безопасность и защищенность своих отношений, которые веками осуждались на Ремидее. Для Артана и Беделин сегодняшняя церемония стала подтверждением их выбора, наградой за верность и преданность друг другу.

Глава 17. Вечер тяжелого дня

Была во дворце семейная пара — не молодожены, зрелые супруги, — которой приходилось нелегко. Шемас и Калема переживали кризис. Днем они долго спорили. Калема не могла простить мужу, что он не сказал ей о таланте дочери. Она плакала и уговаривала его бежать. Мысль о том, что ее дочь станет ведьмой, пугала Калему сильнее, чем перспектива жить в изгнании, подобно преступникам.

— Кема, ласточка, куда бежать?! Я — государственный преступник. Мне вынесен смертный приговор. Ты хочешь прятаться и скитаться? Я не хочу такой участи для своей жены и дочери. Но если ты хочешь попросить развод, я отпущу тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы пятно моего имени не легло на тебя. Ты заслуживаешь быть свободной.

Услышав это, Калема разрыдалась. Она бросилась на шею мужу.

— Прости меня, Шаса! Какая же я дура! Я могла потерять тебя. Я боялась, что тебя казнят. Но ты жив, ты со мной… И только это важно. Прости, что говорю глупости. Я не хочу развода. Не хочу быть счастливой без тебя. Я поеду с тобой на Меркану. Что бы ни ждало нас, мы будем вдвоем. А если эта ведьма не сдержит обещание и попробует разлучить нас с Дарой, я выцарапаю ей глаза!