Сожженная земля [СИ]

— Все будет хорошо, Кема… Мы вместе. Только это важно, — повторил Шемас вслед за любимой.

В соседней спальне Дарина крепко спала и видела странные сны. Мир, одновременно похожий и непохожий на тот, где она жила. Мир, где люди без магии добирались с одного материка на другой на огромных железных машинах, отправляли другие машины на дно океана или за пределы неба, разговаривали друг с другом из разных концов света. Убивали друг друга чудовищным оружием, которое падало с неба грибом огня и поражало все живое медленным мучительным разложением. Это был страшный и жестокий мир. Еще более жестокий чем тот, что Дарина знала. Но во сне девочке было жутко интересно наблюдать за ним, исследовать его, погружаться в него. Во сне она была не пятилетним ребенком, а опытной, зрелой душой, которая многое видела и понимала.

* * *

Керф Брогар упорно сопротивлялся Вязи. Нити, оплетавшие его и Верейн, день ото дня росли, уплотнялись, раскалялись. Бывший разбойник уже не мог игнорировать непреодолимую потребность в девушке. Но и поддаться чувству не желал. Керф вел себя, как строптивый жеребец, сопротивляющийся жестокому всаднику. С той разницей, что всадник существовал лишь в его голове.

Когда он и Верейн вернулись с церемонии, он вальяжно развалился в кресле.

— Твои подружки утверждают, ты — глина в моих руках. Станешь всем, чем я пожелаю. Я желаю раскованную женщину. Чтобы она умела и любила ублажать мужчину. Ты слишком нежная. Слишком робкая и невинная. Я хочу смелую любовницу, Вери. Активную. Давай, стань ею для меня.

Фея стояла посреди комнаты, опустив руки, не в силах сделать и шагу к своему Избраннику. Словно на нее нашел ступор.

— Они все выдумали? Ты навсегда останешься такой бестолковой и застенчивой девицей? Я все должен делать сам?

По щекам Верейн покатились слезы. Керф скрипнул зубами. Вот чего не хватало Эйтане, чтобы разозлить его по-настоящему. Она хотела, чтобы он был жесток с ней, причинял ей боль. Но ни разу не заплакала. Она набрасывалась на боль с жадностью хищницы. А эта девочка, такая беспомощная, такая зависимая от него, вгоняла его в бешенство одним выражением лица.

Керф вскочил с кресла, ухватил фею за талию, опрокинул на постель. Отомстить, отыграться за несвободу, за непрошеные чувства, за то что сковала, привязала к себе, не спросив его самого… В это мгновение перед ним словно разверзлась незримая воронка и завертела его в круговороте чувств и ощущений Верейн. Неслыханная нежность, открытость, желание доставить удовольствие, сделать приятно… Непонимание, как. Страх перед своей неопытностью и неумелостью. Уязвимость. Готовность принять все, что исходит от мужчины. Разделить все его переживания. Впустить его в себя целиком, какой он есть. Без условий, без претензий. Просто быть рядом и принимать. Ни капли желания властвовать, манипулировать исподтишка, заставлять делать то, что выгодно лишь ей. Искренняя, чистая, бескорыстная страсть. Ни следа обладания.

Керфа затрясло от мощи переживаний, что внезапно открылись ему. Никогда он не видел в женщинах таких чувств к нему. Всем всегда что-то было нужно. Разве что в далеком детстве, в глубоком младенчестве, так его любила мама. Но он не помнил этого. Лишь щемящее переживание абсолютной, безусловной любви сохранилось. И встряхнуло Керфа до глубины сердца.

В нем всколыхнулась его собственная нежность, желание согреть девушку, защитить. Но единственный, от кого Вери надо было защищать — он сам. Фея была неуязвима для целого мира, и лишь он, ее Избранный, мог ранить ее. Раскаяние охватило Керфа. Как он мог так вести себя с ней, такой хрупкой, такой… любящей. Она его любила. Не просто считала сильным и привлекательным самцом, желанным призом. Любила. Принимала, как единственного мужчину в своей жизни. Только он, никто кроме него. Навсегда.

Это ощущение, которое раньше обдавало Керфа ледяным ужасом, сейчас будто выпустило из его тела крепкие корни и потянулось ими к центру земли, впитывая пламя ее недр. Ни разу Керф не чувствовал себя таким сильным. Его затопила благодарность к фее за эту мощь. Он посмотрел ей в глаза. Он все еще боялся увидеть там упрек за свою грубость. Ни упрека, ни обвинений не было и в помине. Сплошное тепло и готовность принимать, каким бы он ни был, ее мужчина.

— Прости меня, — прошептал он. — Я был последним мудаком. Ты не заслужила этого. А я не заслужил тебя.

Слезы продолжали катиться из глаз Верейн, но теперь Керф испытывал не ярость, а тихий благоговейный восторг перед феей, перед силой ее принятия.

— Я люблю тебя, — только и шепнула она в ответ.

— И я тебя люблю, Вери… Я последний мудак, и я тебя люблю. Моя чистая, невинная девочка…

В эту ночь Керф узнал, что Верейн может быть отнюдь не робкой и застенчивой в постели. Когда он перестал давить на нее, требовать активности и раскованности, она дала ему все, в чем он нуждался. Страстная, пылкая, раскрепощенная, она дарила наслаждение без стыда и стеснения. А он был нежным, сильным и твердым, как мечтала Верейн. Они смогли дать друг другу все, в чем нуждались.

* * *