Больных почти не было, лечебная команда проворно справлялась с обязанностями. Почти целый день девочки трещали друг с дружкой и Ларасом. Зачастую половина лекарской команды вообще переходила на строительные работы, перетаскивать грузы. Ионах долго спорил с мужем, что задействовать фей на реставрации гораздо полезнее, чем в лазарете. Ларас возражал, что таскать тяжести любой дурак может, а вот обучать девочек целительской магии стратегически важно. Поспорив, мужчины нашли компромисс. Ларас согласился выделять фей в подмогу строителям, когда в лазарете было совсем мало работы. Заявляя, что они зашиваются с больными, Эдера просто хотела подколпачить Кэрдана и отыграться.
— Еще бы, старому пидору не до того сейчас, — буркнул бывший маг, подлезая с тряпкой под кресло на высоких ножках. — Небось сутками долбится с другим старым пердуном.
О свадьбе двух магов знал даже Кэрдан под домашним арестом. Эдера фыркнула.
— Завидуешь что ли?
Она подняла с пола колыбельку с малышами и понесла в спальню. Она всегда кормила детей за закрытыми дверьми, вне доступности взгляда Кэрдана. После того, как Ветария поселила их в одних покоях, Эдера четко разграничила пространство. Большинство дворцовых покоев были тесными. Лишь у членов королевской семьи и принцев крови были просторные апартаменты с дюжиной разных помещений. Казначею Альтусу отводилась скромное жилище с одной господской спальней и чуланом для камердинера. Спальню заняла Эдера с детьми, Кэрдан отправился в чулан. Ночевал он только там. Эдера обозначила свою территорию и пускать его в постель не собиралась. А попасть туда помимо ее воли он больше не мог.
Когда она приспустила лиф и дала Мэлдану грудь, дверь приотворилась.
— Я запретила тебе входить во время кормления! Убирайся!
— Пожалуйста, Эдера. Я ведь уже не могу помешать. Я просто хочу видеть. Это и мои дети тоже.
Эдера уже раскрыла рот, чтобы отвесить ругательство и выдворить Кэрдана магией, но тут Кари заплакала и потянула ручонки к отцу. Малышка то и дело некстати подавала голос — будто защищала отца, требовала для него признания. Скрепя сердце, Эдера позволила ему остаться.
На следующий день он начал забирать у нее с рук Мэлдана и подавать Кари для кормления. А еще через день бросать на Эдеру многозначительные взгляды.
— Будешь так пялиться, выставлю, — пригрозила она.
Пялиться он перестал, но его движения, легкие, словно невзначай, прикосновения к ней не прекратились и вызывали двойственные ощущения протеста и… желания. Однажды, в очередной раз дотронувшись, Кэрдан посмотрел ей прямо в глаза. Прежде чем Эдера успела отвести взгляд и выбранить его за то что «пялится», он провел рукой по ее волосам и поцеловал — не жестко и требовательно, как раньше, а деликатно, почти вкрадчиво. Она не шелохнулась. Кэрдан забрал Кари и положил в колыбель, а сам подошел обратно и снова осторожно коснулся Эдеры — будто спрашивая разрешения. Ее губы шевелились, будто безмолвно шептали что-то. «Не виновата… Не должна отвечать». Кэрдан не слышал этого и не мог прочитать ее мысли.
Она не оттолкнула его. А когда девочки в лазарете пристали, почему она сегодня так задержалась с кормления, смущенно пояснила, что дети раскапризничались. С того раза прошло несколько ночей, прежде чем Кэрдан покинул чулан прислуги и обосновался в господской спальне, на одной постели с Эдерой. И отчаянно старался наверстать упущенные месяцы.
А дни шли, таяли снега и весна вовсю набирала обороты. Срок исхода из дворца, назначенный Ветарией, приближался. Эдера закатила прощальный девичник с Розали, Лаэтаной и феями, с которыми сдружилась в лазарете. Ветария милостиво разрешила ей погулять, обещав избавить наутро вывести алкогольные токсины из молока магией, чтобы близнецы не пострадали от кормления.
Келитана по обыкновению дулась на жену, ревнуя к Эдере. Розали вызывала у королевы гораздо меньше беспокойства — может, зря, знай она об экзотическом опыте смуглянки с женщинами. Лаэ утешала супругу, как могла, заверяя, что это будет последняя гулянка без нее.
— Ну сама подумай, любимая, — Эдера уйдет в Элезеум. Быть может, я больше ее не увижу.
«Дай Создатель», — подумала ревнивая королева, но ей хватило такта и благоразумия промолчать. Лаэтана дорожила подругой, нравилось это ее любимой или нет.
На девичнике подвыпившая Эдера слезно молила о прощении Розали.
— Роз-зи… ик! Я была скверной подругой. Не обижайся на меня… ик! Ладно?
— Ну что ты, Эдди. Не обижаюсь, конечно!
— Но все равно! Ты всегда была заодно со своими ун-чу-лай! И подставила бы меня… ик! Если бы они потребовали.
— Они бы не потребовали! У них все так закручено, Эдди, ты и вообразить не можешь!
— Не могу. Ик! И не буду. Где у нас музыка?! Сыграй нам что-нибудь, Рози! Ты ведь умеешь!
— Умею, — улыбнулась Розали, — но не на чем.
— Ща найдем! — пошатываясь, заверила Эдера. — Дуй за мной, девоньки!
Вся ватага вывалилась за ней в коридор. Эдера привела девушек в покои покойного Альтуса, пинком распахнула дверь, чуть не рухнув ничком. Кэрдан вылетел из спальни, уперев руки в бока.