Сожженные девочки

Она смеется и поддергивает рукав футболки, показывая довольно смелую татуировку – ухмыляющийся череп.

– Аминь.

Дорин живет на узкой улочке в стороне от главной дороги. Она застроена домами, расположенными вплотную друг к другу и пестрящими цветами в ящиках и корзинах.

Я узнала бы домик Дорин, даже если бы Кирсти не дала мне адрес. Кирпичи фасада грязные, маленький садик перед дверью зарос травой, темные окна давно никто не мыл. Горе и утрата окутывают это место подобно вдовьей вуали.

Я паркую машину у дома. Всю короткую поездку Дорин молчала, теребя узловатыми пальцами носовой платок. Я не пыталась нарушить молчание. Иногда, когда ты пытаешься заполнить словами тишину, она становится еще более тяжелой.

Я выбираюсь из машины и открываю дверцу для нее, помогаю ей выйти, а затем провожаю по дорожке к самой входной двери. Порывшись в сумочке, она находит ключ.

– Еще раз спасибо, дорогая.

– Это не составило мне труда.

Она открывает дверь.

– Может быть, зайдете на чашечку чая?

Я в нерешительности молчу. Мне не следует этого делать. Я вообще не должна бы здесь находиться. Я должна съездить за продуктами, а затем вернуться к Фло и закончить приводить в порядок наш дом. С другой стороны… Я смотрю на это сиротливое жилище. Внутри что-то сжимается.

Я улыбаюсь:

– С удовольствием.

В темной прихожей пахнет прокисшей едой и сыростью. Узорчатый ковер под ногами протерт почти до дыр. На выщербленном столике у стены под большим изображением Девы Марии стоит старый телефон с дисковым циферблатом. Скорбный взгляд Марии провожает нас до запущенной кухоньки, в которой, похоже, ничего не изменилось с середины семидесятых. Потрескавшийся линолеум, рабочие поверхности из жаропрочного пластика и покосившиеся дверцы зеленого кухонного шкафчика. К одной из стен прижался крошечный полукруглый столик, под который задвинуты два стула. Непосредственно над ним висит крест и две таблички: «Что касается меня и моих домашних, мы будем служить Господу», «Замри и знай, что я твой Господь».

Дорин снимает жакет и, шаркая, направляется к чайнику.

– Вам помочь?

– Возможно, мой рассудок уже не тот, что прежде, но приготовить чашку чая я в состоянии.

– Разумеется.

У пожилых людей тоже есть гордость. Я отодвигаю стул и располагаюсь под божественными лозунгами, пока она готовит чай в настоящем заварочном чайнике.

– Так, значит, вы новый викарий?

Дрожащими руками она ставит чайник на стол.

– Да. Преподобная Брукс. Но, прошу вас, зовите меня Джек.

Она снова идет к шкафчику и возвращается с двумя слегка недомытыми чашками и блюдцами.

– Сахара нет.

– Не страшно.

Она опускается на стул напротив.

– Ой, я забыла молоко.

– Принести?

– Если вам не трудно.

Я подхожу к маленькому холодильнику и открываю дверцу. Внутри нет ничего, кроме пары коробочек с полуфабрикатами, кусочка сыра и маленького пакета с молоком. Срок годности истек вчера. Я быстро его нюхаю и иду с ним к столу.

– Вот так.

Я добавляю понемногу молока в обе чашки.

– В мое время не было женщин викариев.

– Да?

– Считалось, женщинам не место в церкви.

– Что ж, это было совсем другое время.

– Священниками всегда были мужчины.

Мне часто приходится это слышать, особенно от прихожан постарше. Я стараюсь не принимать это близко к сердцу. Люди не всегда успевают идти в ногу с прогрессом. В какой-то момент жизнь оставляет нас позади. Мы пытаемся ковылять, опираясь на ходунки, или гнаться за ней в электрическом кресле-каталке, но нам за жизнью все равно не угнаться. Если мне удастся дожить до семидесяти или восьмидесяти, я, наверное, тоже буду смотреть на окружающий меня мир в растерянности, спрашивая себя, что случилось со всем тем, что я считала истинным и незыблемым.

– Что ж, все меняется, – говорю я, делая глоток чая и силясь не кривиться.

– Вы замужем?

– Вдова.

– Мне очень жаль. Дети есть?

– Дочка.

Она улыбается:

– У меня тоже есть дочь. Джой.

– Какое прелестное имя.

– Мы назвали ее Джой, потому что она была такой веселой малышкой[5]. – Дорин берет чашку. Ее пальцы слегка дрожат. – Она уехала.

– Да?

– Но скоро вернется. Со дня на день.

– Что ж, это прекрасно.

– На самом деле она хорошая девочка. Совсем не такая, как та, вторая. – Ее лицо темнеет. – Дурное влияние. Плохая девочка.

Она качает головой, ее взгляд затуманивается, и я вижу, что она ускользает от меня, проваливаясь в невидимые временные разломы.

Я сглатываю комок в горле.

– Вы позволите воспользоваться ванной?

– Что? Да, конечно. Она…

– Я найду сама. Спасибо.

Я выхожу из кухни и поднимаюсь наверх по узкой лестнице мимо табличек с цитатами из Библии на стене. Ванная слева. Я закрываюсь внутри, спускаю воду в бачке и умываюсь холодной водой. Этот дом меня тяготит. Пора уходить. Я выхожу обратно на площадку и замираю. Справа от меня находится дверь. К ней прикреплена маленькая табличка, на которой написано: «Комната Джой».

Не делай этого. Спускайся вниз, говори, что тебе пора, и уходи.

Я осторожно приотворяю дверь.