Он закрывает «Эм-Джи» и идет за мной к моей машине.
– Мы ведь не знакомы? – напоминаю я.
– Ах да. Майк. Майк Саддат.
Он протягивает мне руку, и я ее пожимаю.
– Джек Брукс.
– Я знаю. Новый викарий.
– Слухи распространяются быстро.
– Здесь больше особо не о чем говорить.
– Приму это к сведению. – Я оглядываюсь на его брошенный на обочине автомобиль. – С вашей машиной все будет в порядке?
– Я не думаю, что она куда-то уедет.
– Верно, но что, если в нее кто-то врежется?
– Этот человек окажет мне услугу.
Я разглядываю покрытый множественными вмятинами и царапинами «Эм-Джи».
– Тоже верно.
И сажусь в машину. Майк открывает пассажирскую дверь. Он хмурится, глядя на перевернутый крест, нацарапанный на ней.
– Вы знаете, что какие-то вандалы поцарапали вам машину?
– Ага.
Он садится и пристегивается.
– Вас это не беспокоит?
Меня это беспокоит, но я не собираюсь в этом признаваться.
– Дети. Они считают, что это круто.
– Круто вырезать сатанинские граффити?
– Я уверена, что, будучи подростком, еще и не такое вытворяла.
– Например?
Я завожу автомобиль.
– Вам не стоит об этом знать.
До Чепел-Крофт остается всего пятнадцать минут езды. Я включаю музыку – «Киллерс».
– Вам тут нравится? – спрашивает Майк, пока Брэндон сокрушается о том, что у его преступления нет мотива, а Дженни была ему другом.
– Видите ли, я здесь всего пару дней, так что…
– Не суди и не судим будешь?
– Вроде того.
– Когда вы официально приступаете к работе?
– Через пару недель. Епархия обычно дает немного времени на то, чтобы освоиться и познакомиться с приходом.
– Что ж, если хотите познакомиться с приходом, то было бы неплохо начать со «Скирды ячменя». В воскресенье днем вы застанете там почти всех. Там вполне прилично жарят мясо, да и выбор вина и пива неплохой. – Он быстро косится в мою сторону. – Во всяком случае, насколько я слышал.
– Вы не пьете?
– Уже не пью.
– Вы давно здесь живете?
– В Чепел-Крофт я живу всего пару лет. Раньше я жил в Берфорде, а сюда переехал после того, как расстался с женой.
– Мне очень жаль.
– Не стоит. Это к лучшему. Я продолжаю часто видеться с сыном. У вас есть дети?
– Дочь. Фло. Ей пятнадцать.
– Ага, тинейджер. Как она относится к вашей работе?
– Как и большинство тинейджеров, она по большей части стыдится и стесняется своей мамы.
Он усмехается:
– Ну да. Гарри двенадцать, так что он только подходит к этой стадии.
– Что ж, вам, вероятно, повезло. Насколько я могу судить, с мальчиками легче. Они просто прячутся в своих комнатах. Что касается девочек, то они пытаются взломать все мыслимые границы.
Я улыбаюсь, но он не отвечает мне улыбкой. Более того, его лицо каменеет и становится непроницаемым. Я не решаюсь нарушить воцарившееся молчание, но тут за поворотом появляется элегантный дом из красного кирпича.
– Вот мы и приехали, – говорит он.
– Хорошо.
– Ах да, вот еще… – Он сует руку в карман и извлекает из него помятую визитку. – Вот мой номер. Если у вас будут какие-то вопросы касательно деревни, я смогу подсказать вам правильное направление.
Я смотрю на визитку. Майкл Саддат. «Уэлдон геральд».
– Вы репортер.
– Если можно так сказать. В основном мы имеем дело с благотворительными ярмарками и гаражными распродажами. Но иногда кто-нибудь крадет газонокосилку, и тогда жить становится интереснее.
Я чувствую, как все во мне напрягается. Репортер.
– Понятно. Спасибо за визитку.
– Спасибо за помощь с шиной.
Он выходит из машины, но тут же оборачивается.
– А знаете, если бы вы захотели дать интервью о вашем приезде сюда, о том, как чувствует себя женщина, приезжая служить викарием в новый приход, я бы с удовольствием…
– Нет.
– Простите.
Я возмущенно смотрю на него.
– Вы для этого вчера приходили на службу? Прощупывали почву?
– Вообще-то я прихожу в часовню каждое воскресенье.
– В самом деле?
– Да, из-за своей дочери.
– Я думала, у вас только сын.
– Сейчас – да. Моя дочь умерла. Два года назад. Она похоронена на кладбище возле часовни.
Мое лицо вспыхивает.
– Простите. Я не знала.
Он мрачно смотрит на меня:
– Спасибо за то, что подвезли. Но, возможно, вам стоит поработать над концепцией «не суди и не судим будешь».
Он захлопывает дверцу и, не оборачиваясь, идет к дому.
Несколько мгновений я сижу в машине, пытаясь понять, не стоит ли мне догнать его и извиниться. Затем решаю, что пока лучше его не трогать, чтобы не усугубить ситуацию.
Я открываю бардачок и бросаю в него визитку Майкла. В ту же секунду изнутри вываливается сложенный листок бумаги. Я его поднимаю и… Проклятье.
Совсем об этом забыла. Или, если точнее, приложила очень много усилий, чтобы забыть.
Как священник, я часто говорю о честности, но сама лицемерю. Важность честности переоценивают. На самом деле правду от лжи отличает лишь количество повторений.
Я согласилась занять эту должность вовсе не из-за ультиматума Деркина. И не из-за Руби. И уж тем более не потому, что сама стремилась искупить вину. Я приехала сюда из-за этого.