Ну конечно. Маленькая деревня. Даже мужик из БТ – местный.
– Преподобного Флетчера?
– Ага, классный парень был. Так жаль его.
– Да. Грустная история.
– Если честно, я думал, что это будет конец.
– Конец чего?
– Конец часовни.
– Почему?
– Ну, ее ведь уже как-то раз выставляли на продажу.
А вот это уже новость.
– В самом деле?
– Ага. После того как старый викарий – Марш – вышел на пенсию, она больше года стояла закрытая. Затем преподобный Раштон организовал сбор средств, чтобы ее спасти. Они получили какое-то крупное пожертвование и решили ее сохранить и снова открыть.
– Что ж, это большая удача. И кто же этот щедрый благотворитель?
– Местный парень. Саймон Харпер. Он не производил на меня впечатления религиозного человека, но ведь это история деревни, правда?
– Пожалуй, – соглашаюсь я.
– Ладно. – Он встает. – Я метнусь проверю соединение. Тут недалеко. Скоро вернусь.
– Хорошо.
Я поднимаюсь наверх с чашкой кофе для Фло, напряженно обдумывая полученную информацию. Итак, Саймон Харпер сделал церкви крупное пожертвование. Раштон упоминал, что эта семья «много делает» для церкви. Он явно имел в виду материальную помощь. Но мне не дает покоя вопрос «почему?». Чтобы заработать себе репутацию? Или тут что-то другое?
Я стучу в дверь Фло.
– Входи.
Я вхожу. Она валяется на кровати в наушниках. Я ставлю кофе на тумбочку.
– Спасибо, – бормочет она.
Я ожидаю. Видя, что я не ухожу, она снимает наушники.
– Чего?
– Я просто хотела кое о чем у тебя спросить. Насчет вчерашнего вечера.
– Спрашивай.
– Когда ты тут была с Ригли, вы все время были вместе?
– Да. А что?
Слишком быстро. Она лжет.
– Значит, он не выходил в туалет или куда-то еще?
– Не помню. Почему ты спрашиваешь?
Я пожимаю плечами:
– Он не опустил сиденье.
– Это преступление?
– В этом доме – да.
Она прищуривается:
– Что ты
Я в нерешительности молчу. Не хочу бездоказательно обвинять Ригли и не хочу затевать очередную разборку. К счастью, мне на выручку приходит стук во входную дверь. Фрэнк.
– Нужно открыть, – говорю я.
– Как будет угодно.
Она снова надевает наушники.
Но я свой ответ уже получила. Похоже, мне и юному Лукасу Ригли придется побеседовать еще разок. Я сбегаю вниз и распахиваю дверь, ожидая увидеть сверкающую на солнце лысину Фрэнка. Вместо него на пороге стоит молодая женщина с короткой стрижкой и татуировкой в виде черепа, выглядывающей из-под рукава футболки. Кажется, я ее где-то видела.
– Еще раз привет, – говорит она.
Тут до меня доходит. Это та женщина, которую я встретила в деревенском клубе. Кирсти?
– Ой, привет. Могу я вам чем-то помочь?
– Надеюсь, что это я смогу вам помочь.
Она поднимает большой ящик с инструментами, на боку которого написано
И улыбается.
– Что там насчет тайного подземелья?
Глава 38
Детей у них нет.
Зато есть собака, маленький бело-коричневый терьер, который то сидит у его ног, не сводя глаз с бутерброда с беконом, то взволнованно скребет дверь в соседнюю комнату – гостиную.
– Уймись, – говорит он и бросает псу немного жира от бекона.
Собака смотрит на дверь, скулит, затем подбегает и съедает бекон.
Он бросает взгляд на дверь. Он не хотел. Но у него почти не было выбора. К тому времени, когда он добрался до фермы, лодыжка болела так сильно, что он едва мог ковылять. Даже если бы ему удалось уговорить их открыть ему дверь, сил на то, чтобы с ними справиться, у него не оставалось. Все, на что приходилось рассчитывать, – это фактор неожиданности. В маленьком сарайчике во дворе он нашел воткнутый в полено топор. Сквозь большую стеклянную дверь ему были видны обитатели дома. Двери даже не были заперты. Старики. Они слишком доверчивы. Им и в голову не приходило, какие ужасы способны таиться у них за дверью, здесь, вдали от всего и вся.
Крови было много, но все быстро окончилось. Они оба сидели к нему спиной – смотрели телевизор. Один взмах топора почти подчистую снес с плеч голову жены в седых кудряшках. Ее муж, тоже седой и сморщенный, начал было подниматься, но еще один удар вскрыл ему грудную клетку. Последний удар раскроил череп старика пополам. Терьер истерично лаял, но, когда он обернулся к нему с топором, с которого капала кровь, убежал и спрятался в своей коробке.
Он смотрел на кровавое месиво из тел на потертом ковре. Меньше двух минут, и их жизни оборваны. Но они были старыми, утешил он себя. Они уже прожили свои жизни. Он отнял у них лишь несколько последних лет. Он не считал, что поступил слишком уж дурно. Это была вынужденная мера.