Но иногда от задумки до исполнения проходят годы. Прошли они и у меня. Я вернулся с Севера, поселился в средней полосе, женился, у меня родился сын – моя надежда на будущее, накопил денег на небольшую квартиру и стал ждать её оформления. Мне пообещали сначала продать её подешевле, потом за другую цену, потом продажу отложили, потом долго водили меня за нос, кормя «завтраками», и, в конце концов, продали её другому, ничего мне не объяснив. Мне бы расстроиться, поднять бучу, но я этого делать не стал, я вспомнил о своей мечте. Вспомнил, плюнул на всё и стал действовать. За один день я выправил загранпаспорта: себе, жене и сыну, к тому времени старшекласснику (да-да, от задумки до исполнения иногда проходит достаточный срок), забрал его из школы прямо во время учебного процесса, написав директору не очень правдивое объяснение, и вечером мы укатили в Москву. На следующий день в аэропорту Шереметьево 2 всё происходило в точности так, как я себе когда-то представлял. Мы поднялись в просторный салон авиалайнера компании «Эмирейтс», на его борту нас встретили приветливые симпатичные стюардессы, одетые строго, но без платков хиджабов, во всех спинках кресел работали исправные телевизоры, а в чистых туалетах на полочках стояли французские дезодоранты. Десять часов полёта пролетели незаметно. Февральская слякоть Москвы с промозглым ветром остались позади. Бангкок нас встретил шумной духотой и треском цикад. Специфический запах специй, очень сильный и непривычный для европейцев, ударил мне в нос. Я был ошеломлён, оглушён, а когда заиграла тайская музыка в салоне такси, то мне на мгновение показалось, что я уже здесь был когда-то, ходил по этим улицам, разговаривал с этими милыми людьми и, главное, я был здесь счастлив.
Я смотрел на торчавшие по обочинам пальмы и думал: «Вот она, моя мечта, наконец, осуществилась».
Потом было много чего в моей жизни, но ощущение чуда от пришедшего посреди зимы лета осталось непревзойдённым до сих пор.
Сейчас тоже лето, хотя и ноябрь. На Таити это последний весенний месяц, самый тёплый в году. Здесь нет резкого запаха специй, как в Тайланде, и цикады не звенят так громко. И сейчас не жарко, особенно здесь, вдали от берега. Морской солёный бриз щиплет мне ноздри, внося в тело свежесть и проясняя мозги. Теплоход плавно скользит по небольшим волнам, оставляя за собой белый след. Он постепенно тает, сливаясь с бирюзовыми водами Тихого океана. Качки почти нет, можно не переживать по поводу морской болезни и внимательно смотреть на плывущих с нами пассажиров.
Вот горстка англичан, на их лицах маска благородства и степенности. Они немногословны, тихо беседуют, никому не мешая, каждое их слово полно достоинства. Вот шумные французы, ещё не очень смуглые, можно предположить, что они недавно с материка, они веселятся и болтают без умолку. Их речь мелодична с носовым прононсом, кажется, что все они немного простужены. Вот немцы, их здесь большинство, как и везде среди отдыхающих. Судя по их количеству это они выиграли Вторую Мировую войну, да и Первую тоже. Повсюду слышны их отрывистые гортанные голоса. Хочется взять в руки «шмайсер» направить в их сторону и сделать так: «Тра-та-та-та-а-а».
Но мешает рыжий мальчик лет десяти, вцепившийся ручонками в ограждение палубы и пристально смотрящий вдаль. Он напоминает мне меня самого сорокалетней давности, хотя он и немец. Моих соотечественников не видно, вероятно они лежат где-то в состоянии «всё включено». Пусть. Значит так надо, значит пока в этом для них смысл жизни. Но это не навсегда, придёт время, и всё поменяется, всё встанет на свои места. Золотой телец уже не будет заслонять нам Солнце.
Мальчик стал переминаться с ноги на ногу, потом убрал руку с ограждения и, сделав ладонь козырьком, приложил её ко лбу. Что-то увиделось ему там, вдали, незримое для нас взрослых. Не спеши вырастать, мой рыжий мальчик, некогда потом будет всматриваться вдаль, да и не за чем. Разглядеть бы что-нибудь под ногами, чтобы потом не спотыкаться на ровном месте по нескольку раз на дню. Вот и женский остров проплывает мимо, вблизи он не производит сексуального впечатления. Это обыкновенный каменистый холм, поросший зеленью, и без всяких признаков пола.
«Что задумался, - Сергей тронул меня за плечо, - засмотрелся на мальчишку? Недавно сам был такой, и уже пятьдесят. Не понятно, куда всё ушло»?
«Это всё философия, - ответил я, - иногда она не помогает, а мешает жить. Как там, у Ларошфуко в «tet-a tet»: философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией…. Давай лучше к откровениям. Я готов».
«Тогда начнём с первого вопроса, - Сергей улыбнулся, - что ты думаешь о Мироздании»?
«Оно меня устраивает, и всегда устраивало, - ответил я, - но прежде чем рассуждать о нём, я бы хотел определиться с терминами, чтобы не получилась каша.
Во-первых, договоримся, о чём мы будем рассуждать, то есть - что есть Мироздание.
Во-вторых, кто это будет делать, или, если точнее, кто есть я.