— Точнее, продолжилась. Сначала Станислав Говорухин позвал меня прописать диалоги в сценарии «Ворошиловского стрелка» (по повести Виктора Пронина). Кстати, в трудные девяностые годы, чтобы заработать (я ведь был на «вольных хлебах»), мне приходилось подрабатывать «сценарным доктором». Когда закончили фильм, Говорухин предложил мне написать вместе пьесу. Дело в том, что Михаил Ульянов, художественный руководитель театра имени Вахтангова, исполнявший главную роль в «Ворошиловском стрелке», пожаловался: мол, ну нет нормальных современных пьес — несут в литчасть какую-то чернуху, порнуху и чепуху. Напишите, попросил, хорошую семейную пьесу! И мы написали «Смотрины». Мелодраму с сильными сатирическими мотивами. Про нашу жизнь, где все встало с ног на голову, где научные работники метут двор, где академик-оборонщик не может прокормиться, где полковник пьет горькую, так как у него из части украли танк… Мы написали о том, как олигарх-нувориш, нагулявшись и настрелявшись, сватается к приличной девушке из хорошей советской семьи, подобно тому, как большевики женились на дворяночках. Ульянов почитал, прослезился и сказал: «Стасик, ты с ума сошел! Меня не поймут! Так нельзя…» Отказался и Марк Захаров, заметив, что у него таких олигархов-нуворишей на спектаклях полпартера. Обидятся! А пьесу взяла лишь Татьяна Доронина, заметив только, что олигарх у нас получился уж очень симпатичный и обаятельный. А что делать, если они именно такие? Говорухин сам поставил спектакль, который в последний момент мы назвали «Контрольный выстрел» — и это была его первая театральная работа. «Выстрел» идет вот уже десятый сезон и вполне успешно.
В следующей пьесе «Халам Бунду» мне захотелось выразить свои ощущения от России 90-х годов — кроваво страшных и гомерически смешных. Чего стоят одни пьяные чудачества Ельцина! Так и хотелось воскликнуть: «Сатиры на вас нет!» И ведь не было, исчезла! В двадцатые, когда могли просто шлепнуть, были и Зощенко, и Булгаков, и Эрдман… В семидесятые, когда могли перекрыть кислород, были и Горин, и Макаенок, и Арканов, и Брагинский… А тут свобода, понимаешь ли, но сатира забилась в нору и носа не кажет! Мне страшно захотелось написать сатирическую, остросюжетную вещь, чтобы зритель хохотал и до последнего момента не знал, чем все закончится. «Халам-Бунду» вот уже много лет идет с успехом в десятках театров, даже игрался как антреприза (с Никоненко и Харатьяном), он лег в основу многосерийного фильма… Выходит: задуманное удалось воплотить. А шкура тотемного льва, по невежеству застреленного новым русским и вызвавшая череду нелепо-логичных событий, стала, по-моему, своеобразным символом того, что мы сделали с собой и страной.
— Посмотрев «Халам-Бунду» во МХАТе имени Горького, Александр Ширвиндт, задумчиво пыхнул трубкой и попросил: «Напиши нам, только еще смешнее и острее! Мы — Театр сатиры, а сатиры нет ни хрена!» Так появилась пьеса «Хомо Эректус, или Обмен женами». Почему про свинг? А потому что драматургу сегодня надо буквально перехватывать внимание публики, заманивать зрителя, избалованного бесконечной телевизионной и прочей развлекаловкой, почти отвыкшего думать. Я как бы говорю: садитесь поудобнее, сейчас вам будет про свинг… И когда зритель втягивается в сюжет, когда назад пути нет, вдруг выясняется, что речь идет не о свинге, а о больных вопросах нашей жизни, нравственных вопросах. Ширвиндту пьеса понравилась, но после распределения часть актеров отказались репетировать: мол, не наш материал… Ширвиндт сделал новое распределение. Потом стали исчезать один за другим постановщики. Поговаривали, пьеса высмеивает те ценности, за которые в начале девяностых шли на баррикады, что пьеса антидемократична. В общем, извините за самонадеянность, но очень похоже на то, что происходило некогда с пьесами Булгакова. Так продолжалось два года, пока не появился режиссер Андрей Житинкин, поставивший спектакль быстро, жестко, четко, с лучшими актерами театра: Васильевым, Яковлевой, Рябовой, Вавиловым, Подкаминской…