Сознавайтесь, Флетч!

Наконец, улегшись на спину, Флетч смог взглянуть на фосфоресцирующий циферблат. Только восемь вечера.

– Вы что-нибудь поели? – спросил он.

– Конечно. Зачем мне ждать от вас очередного подвоха.

– Вы сами не так уж просты, графиня ди Грасси.

– Куда вы подевались вчера вечером? Я два часа ждала обеда.

– Пошел прогуляться.

– Я знаю. Сукин сын, – она села. – Только от вас можно ждать такого. Помолоть языком и уйти, оставив меня голодной. Никакой вы не шеф-повар. Вы – сукин сын! То же самое и с картинами – вы лжете, лжете, лжете! Хотите ограбить меня.

Флетч положил руку ей на спину.

– Я оставил дверь незапертой. Швейцар впустил вас в подъезд?

– Мне пришлось ждать, ждать. Вы не отвечали на звонок.

– Я спал.

Сидя в постели, в темноте, графиня ди Грасси заплакала.

– О, Флетч! Вы мне поможете?

– Помогу?

– Вы должны мне помочь.

– Должен?

– Менти умер. Я – вдова. Без гроша в кармане. Без гроша!

– Да.

– У меня ничего нет, Флетч.

– Ну, что-то вы по наследству получите.

– Анджела молодая, красивая. Умная. У нее впереди целая жизнь. А я? У меня ничего нет.

– Она – ди Грасси, Сильвия.

– Она? Я – графиня ди Грасси.

– Я знаю.

– Я вышла замуж за Менти.

– И его картины.

– Это мои картины. Менти хотел отдать их мне. Я в этом не сомневаюсь. Сколько раз он называл их «нашими картинами».

– Сильвия, вы можете меня выслушать? Не мне решать, чьи это картины. Или Менти упомянул о них в завещании, или нет. Если упомянул, они отойдут только вам, или Энди, или вам обеим, в полном соответствии с его волей. Если нет – лишь итальянский суд может определить, кому они принадлежат, при условии, разумеется, что мы их разыщем.

Сильвия легла, крепко прижалась к нему. Флетчу вспомнилось, как она лежала на пляже в Канья, с накрашенными ногтями рук и ног.

– Флетч, скажите мне правду. Вы знаете, где картины?

– Сильвия, я приехал в Бостон, чтобы работать над биографией Эдгара Артура Тарпа-младшего.

Она легонько шлепнула его по груди.

– Вы лжете. Всегда вы мне лжете.

– В данном случае, нет.

– Если вы пишете большую книгу, то где пишущая машинка? Где ваши записи? Вчера вечером я прошлась по квартире. Никто не пишет тут никаких книг.

– Я еще не начал. Меня отвлекали.

– Отвлекали! Вы нашли картины, – он чувствовал боком ее жаркое дыхание. – Где они?

Он уже проснулся. И хотелось ему отнюдь не говорить.

Он промолчал.

Сильвия положила на него ногу.

– Где картины? А, Флетч?

– Вы умело ведете переговоры, Сильвия.

– Вы мне поможете, Флетч. Правда?

– Сначала помогите мне.

– Америка! – вскричал Флетч.

Телефон зазвонил в самый неподходящий момент.

Продиктовали телеграмму. От Энди. Анджелы ди Грасси.

«ПРИБЫВАЮ В БОСТОН ВОСКРЕСЕНЬЕ ШЕСТЬ-ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА. РЕЙС „ТУЭ“ 540. СИЛЬВИЯ С ТОБОЙ? ЛЮБЛЮ. – ЭНДИ».

– Дерьмо, – процедил Флетч. Она никогда не могла уложиться менее чем в десять слов. – О Боже. Что же это я делаю?

– Продолжим, Флетч, – отозвалась с кровати Сильвия.

– Хорошо, – выдохнул Флетч.

Второй звонок уже ничего не прервал.

– Слушаю.

– Ты пьян? – Флетч узнал Джека Сандерса. Из трубки доносился шум редакции.

– Нет.

– Ты спал?

– Нет.

– Чем это ты там занимаешься?

– Не твое дело.

– Все понял. Но ты уже кончаешь?

– Остынь, Джек.

– Подожди, Флетч. Я в запарке.

– Я тоже.

– Действительно, в запарке. Можешь ты выслушать меня? Одну минуту.

– Нет.

– Чарльзтаун в огне. Кто-то решил спалить весь город. А у меня некому готовить статьи к печати.

– И что?

– Один литобработчик пьян в стельку, второй, вернее, вторая беременна и только что уехала рожать. Я ничего не могу поделать. Их дневного сменщика тоже не найдешь. Его жена говорит, что он отправился то ли на хоккей, то ли на баскетбол. Мне недостает трех репортеров. Двое в отпуске, у третьего – грипп. Для литобработки остался один парнишка. Такой материал ему не по зубам.

– Похоже, у вашей газетенки не хватает денег, Джек.

– Да кто мог предполагать, что в обычную октябрьскую субботнюю ночь разверзнется такой ад?

– Надо предвидеть любые неожиданности.

– Ты сможешь приехать?

– Чтобы готовить статьи в номер?

– Да.

– Ты спятил.

– Сам я не справлюсь, Флетч. Не могу я один выпустить целую газету.

– Сколько сейчас времени?

– Без десяти девять.

– Когда ты освобождаешься?

– Материалы на первую полосу сдаются в десять двадцать.

– Джек, меня подозревают в убийстве.

– Тебя – да, но не Ральфа Локе.

– Я не знаю города.

– Зато умеешь складывать слова.

– Я уже забыл, как это делается.

– Пожалуйста, Флетч. Ради нашего прошлого. Я не могу больше говорить.

В темноте Флетч посмотрел на Сильвию, перебравшуюся на его половину кровати.

– Ну, хорошо. Мерзавец.

ГЛАВА 26

– Френк?

– Кто вам нужен, – сонный детский голос. Половина третьего ночи.

– Инспектор Флинн.

Трубка легла на дерево.

– Папа! – донеслось издалека.

После долгой паузы послышался голос Флинна.

– И кто бы это мог быть?

– И. Эм. Флетчер.

– Благослови, Господи, мой нос. Это вы. Неужели вы выбрали столь необычное время, чтобы сознаться?

– Я в «Стар», Френк.

– И что вы там делаете? Переметнулись во вражеский стан?

– Чарльзтаун в огне. Кто-то поджигает его.

– Понятно.

– Давний приятель по «Чикаго пост» попросил меня приехать и помочь ему.

– У вас есть давний приятель в Бостоне?