Сознавайтесь, Флетч!

– Я учусь, – скромно ответил Флинн. – Понемногу, но учусь.

ГЛАВА 39

Во вторник, в половине одиннадцатого утра, зажужжал звонок домофона. Флетч нажал кнопку, открывая замок входной двери. Затем распахнул дверь квартиры и ушел на кухню.

Возвращаясь через прихожую с подносом в руках, он услышал, как, скрипя, поднимается лифт.

Поднос с кофейником, чашечками, сахарницей, кувшинчиком сливок Флетч поставил на столик меж двух диванов.

И пошел встречать гостя, старика лет семидесяти в темном плаще, великоватом для него коричневом костюме, с мешками под глазами.

– Привет, Менти.

Они пожали друг другу руки, старик широко улыбнулся, хотя тревога не покидала его лица.

– Я не знал, что у вас вставные челюсти, – Флетч принял у гостя плащ и повесил в шкаф. – Они нашли ваше тело несколько дней назад на пустыре близ Турина.

Потирая руки, старик направился в гостиную. Граф Клементи Арбогастес да Грасси не привык к холодному климату. Флетч предложил ему сесть на диван, налил кофе.

Граф глотнул горячего напитка, положил ногу на ногу.

– Мой друг, – начал он.

Флетч с чашечкой кофе сидел на другом диване, напротив.

– Сейчас я должен задать вам самый грустный в моей жизни вопрос. Кто украл мои картины? Моя жена? Или дочь?

Флетч отпил кофе.

– Ваша дочь. Энди. Анджела.

Держа чашку с блюдцем в руке, граф уставился в пол.

– Мне очень жаль, Менти.

Флетч допил кофе, поставил блюдце и чашку на поднос.

– Я знал, что кражу устроил кто-то из них, – глухо заговорил Менти. – Потому что картины украли в наш медовый месяц. Я не мог счесть такое случайным совпадением. Картины висели в моем доме не один десяток лет. Там никто не жил, за исключением Рии и Пепа. Мало кто знал о существовании картин. Мы с Сильвией поехали в Австрию, Анджела была здесь, в Бостоне.

– Я знаю.

Менти поставил недопитую чашку на поднос.

– Не знаю, как мне благодарить вас, Флетч, за то, что вы сделали для меня.

– Как вам жилось в заточении?

– Вы же обо всем позаботились. Мне даже понравилось изображать ушедшего на покой американца итальянского происхождения. На Канарских островах любят американцев. У меня появились друзья.

– Разумеется, вы человек общительный.

– А где наши дамы. Сильвия и Анджела?

– Они слиняли этим утром. Записки не оставили. Не оставили ничего.

– Что значит «слиняли»?

– Уехали. Очень быстро.

– Они жили здесь?

– Да.

– Обе?

– Под одной крышей.

– Почему они уехали, «слиняли»?

– Или они уехали вдвоем, или Энди уехала, услышав об аресте Хорэна, а Сильвия бросилась следом. Полагаю, объяснение было бурным. Жаль, что я не присутствовал при этом.

– Они обе в полном здравии?

– Скорбят, конечно, а в остальном полный порядок, – Флетч долил кофе в полупустую чашку графа. У меня пятнадцать картин. Две, как вы знаете, проданы. Третья, «Вино, скрипка, мадемуазель», задержана полицией как вещественное доказательство. Вы, вероятно, никогда не получите ее, не потратив тройную стоимость картины на гонорары адвокатам, таможенные пошлины и тому подобное. И у нас есть лошадь Дега.

Менти рассеянно поворачивал чашку на блюдце.

– Все в автофургоне, внизу, – добавил Флетч. – Мы можем ехать в Нью-Йорк, как только вы согреетесь.

Менти взглянул на него, усталый и печальный.

– Почему она это сделала?

– Из любви. Любви к вам. Едва ли Энди заботила ценность картин. На деньги, во всяком случае, ей плевать.

Когда умерла ее мать, Энди, тогда еще маленькая девочка, думала, что уж теперь-то всю любовь вы будете отдавать ей. Вы же женились. Она рассказывала мне о своих переживаниях, бессильной ярости. Ей было четырнадцать. Как она радовалась, когда вторая жена бросила вас. Она полагала, что вы получили хороший урок. Но вы смогли развестись, потому что зарегистрировали брак во Франции. А когда Энди училась здесь, в Бостоне, вы женились на Сильвии. Теперь уже она дала выход неудовольствию. В ее глазах все эти годы вы недодавали ей любви. В ответ она решила взять кое-что и у вас. Коллекцию ди Грасси.

– Она опасалась, что их может унаследовать Сильвия?

– Не знаю, но у меня создалось впечатление, что Энди в курсе итальянских законов о наследовании, согласно которым дети имеют право по меньшей мере на треть состояния усопшего. Это так? – граф кивнул. – А вот Сильвия не имеет об этом ни малейшего понятия. Знание закона могло послужить для одной из них побудительным мотивом и заставило украсть картины... у другой.

– Анджела хотела всю коллекцию.

– Полагаю, что да. Она не рассчитывала, что Сильвия станет полноправным членом семьи. Ее очень заботила судьба Рии и Пепа.

– Но как она это сделала? Маленькая девочка.

– Мне пришлось поломать над этим голову. Я знал, что Энди училась в Америке. Но лишь недавно выяснил, что учебное заведение находилось в Бостоне, вернее, в Кэмбридже, на другом берегу реки. И называлось Рэдклифф. Не знал я другого – Рэдклифф объединен с Гарвардом. И девушки, оканчивающие Рэдклифф, получают гарвардский диплом. Хорэн, торговец произведениями искусства из Бостона, был преподавателем Энди в Гарварде.