Риточкина мама, Елена Ивановна, высокая худощавая светская дама, была на двадцать лет моложе мужа. Из педагогических соображений она пыталась по мере сил уравновесить Риточкино воспитание известной долей строгости: девочке не разрешалось одной, без няни, гулять во дворе, приводить в дом друзей и подружек, которые могли бы попортить дорогие ковры и мебель из ценных пород дерева, а также выпотрошить кукол и мишек.
В санитарно-гигиенических целях при молчаливом одобрении отца Рите вообще предписывалось держаться подальше от чумазых ровесников, на грязных руках и ногах которых – о ужас! – кишмя кишели кишечные палочки, бактерии с микробами и яйца гельминтов.
В детский сад Риточка не ходила и почти не имела опыта общения со сверстниками. Поэтому, когда с красным кожаным ранцем за спиной, в новеньком платье из дорогого универмага и лаковых туфельках на ногах она впервые перешагнула школьный порог, то оказалась практически в полной изоляции. Учителя побаивались дочки всемогущего Алексея Мурашко, одноклассники знали, что родители девочки не одобряют ее дружбы с одногодками и не торопились принимать ее в свои компании. Риточку посадили за первую парту в последнем ряду, и у нее никогда, за все годы обучения, не было соседа или соседки…
Спустя несколько лет, когда у шестиклассников началась эпидемия первой влюбленности, по партам туда-сюда засновали записочки мальчиков к девочкам и наоборот. Но ни один из этих тщательно сложенных квадратиков не упал на Ритины колени: стáтью девочка пошла не в мать, изящную холеную красавицу, а в толстого и несуразного, косолапящего при ходьбе отца. При всем старании мамочкиных портних, хитрые вытачки и обманчивые рюши на Риточкиных платьях не могли скрыть ее полных коленей, круглых щек, чуть косолапой походки, слишком крепких для девочки бедер, плоской груди и сутуловатой осанки. Да и лицо девчушки, слишком широкоскулое, слишком широконосое, чересчур крепкощекое, тоже не прибавляло ей обаяния – по крайней мере, оно в корне не соответствовало тем представлениям о красоте, которые привнесли в наш мир голливудские красавицы из глянцевых журналов.
Так, в узком кругу мамы, папы и няни прошло Риточкино детство. Развлечениями служили видеофильмы и книжки: к десяти годам девочка уже проштудировала почти все художественные тома из папиной библиотеки. Лежа на кожаном диване в гостиной с очередным фолиантом в руках, она уносилась в неведомый ей мир красивых людей и бурных событий…
Больше всего Риточка любила рассказы о путешествиях и людях «вольных кровей». Вечером, переделав все уроки и ожидая возвращения с работы отца, она снимала с полки томик Пушкина – и уплывала:
Риточка представляла себя Земфирой из пушкинской поэмы – высокой, гибкой красавицей с огромными черными глазами и вьющимися длинными косами. На ней цветные шаровары, баранья шапка, вышитая молдавская рубаха, в тонких пальцах зажата изящная трубка… На лебединой шее – богатое ожерелье из старых серебряных и золотых монет…
И конечно, рядом целый сонм поклонников, богатых, красивых, они не сводят с нее глаз, и их восторженные лица теряются в тени языков костра, возле которого Рита-Земфира, звеня монистами и клацая кастаньетами, отплясывает зажигательный танец…
Или нет! Она не Земфира, которую в конце концов постигла печальная участь. Она – Кармен, женщина, которую можно убить, но нельзя заставить полюбить. Или цыганка Маша из тургеневского рассказа, которая жила с помещиком, пока он ей не наскучил, а потом ушла из богатого дома и отказалась возвращаться даже под дулом пистолета.
«Эх, голубчик, чего ты убиваешься? Али наших сестер цыганок не ведаешь? Нрав наш таков, обычай. Коли завелась тоска-разлучница, отзывает душеньку во чужу-дальню сторонушку – где уж тут оставаться? Ты Машу свою помни – другой такой подруги тебе не найти, – и я тебя не забуду, сокола моего; а жизнь наша с тобой кончена!»
– говорит она, Рита, а не Маша, огорченному поклоннику…Или, может быть, она – героиня горьковского «Макара Чудры», которая требует от жениха унизиться на глазах у всего табора?