Технико-тактические данные подсчитывал Федор Сергеевич Новиков – с магнитофоном «Электроника» и микрофоном. Выглядело это так: «Шалимов вперед – плюс, Суров назад – плюс, Морозов вперед – минус…» Потом Новиков все расшифровывал, и на основании этого выставлялись оценки игрокам. Однажды решили отчислять Юру Сурова. Бесков говорит: «Сегодня мы прощаемся с Юрием. Спасибо за совместную работу». Все выходят из зала, Суров остается, спрашивает: «Константин Иванович, спасибо за все. А вот на будущее подскажите, как мне в этой ситуации действовать». Бесков объясняет. Суров вновь что-то спрашивает. В итоге Бескову так понравилась беседа, что Суров остался в команде.
Я в 17 лет сыграл восемь игр за основу и забил один гол. Это было в 1986-м. А в 1987-м у меня игра совсем не шла. Зато в том году заиграл Мост, он забивал решающие голы, а у меня плохо получалось. «Спартак» тогда мог сделать три отсрочки от армии для молодых. Не оставили Корнеева, например. Но мне, Мосту и, по-моему, Андрюхе Иванову дали отсрочку. Наверное, Бесков все-таки видел во мне игрока, несмотря на неудачный второй сезон. И в 1988-м я закрепился в основе, а в 1990-м меня взяли в сборную на чемпионат мира.
Да, позвали меня, а не Федора Федоровича Черенкова. Еще из «Спартака» были Дасаев, Родионов и Хидиятуллин. И я сыграл два матча в стартовом составе. Мне всего 21 год, представляете? Наверное, Валерию Лобановскому, который возглавлял сборную, нравилось, что я был выносливым, мог постоянно бегать взад-вперед. Ведь и в Киев игроков приглашали по таким параметрам.
Если понимали, что человек не будет выдерживать, отправляли обратно. Но ни в Киев, ни в другие советские команды меня не звали, потому что я сразу уехал в Италию.
За границей перед чемпионатом мира мы были на сборе около месяца. Нам полагались суточные, премиальные за матчи. Не знал сумм, но со мной решили все просто. Дали 100 тысяч лир и попросили в пустой ведомости расписаться. Я был доволен. Еще из молодых в той сборной был Брошин. Сказал ему, чтобы шел за деньгами: «Там – во!» И показал большой палец. Только эти 100 тысяч лир были копейками в пересчете на доллары. Но я их все равно домой привез.
В Италию возвращался в 1991-м, когда переходил из «Спартака» в «Фоджу». По пути думал про политику. Ожидал, что меня встретят журналисты, станут спрашивать о ситуации в СССР. Надо держаться, я же комсомолец. Коммунистом не успел стать – коммунистом Бубнов был. В общем, думаю, как вести себя, как достойно отвечать. Но в аэропорту – а я прилетал в Рим – никто не встречает. Нет ни журналистов, ни людей из клуба. Сажусь на скамейку и жду. Подумал, что все из-за разницы во времени.
Более или менее хорошо мог изъясняться только на немецком, который учил в школе, а по-итальянски говорить не умел. Прошло несколько часов – и за мной так никто и не пришел. Стал звонить в «Спартак», но трубку брал какой-то сторож и ни с кем из руководства мне поговорить не удавалось.
Так я просидел в аэропорту часов семь и хотел взять такси, чтобы доехать до города и переночевать в гостинице, а потом вернуться в аэропорт, чтобы улететь обратно в Москву. Деньги у меня с собой были. Смотрю, ко мне направляется полицейский. Я похолодел. Подумал, что сейчас просто депортируют.
Как я выглядел? Думал, что выгляжу модно – коричневый пиджак, ботинки с кисточками. Но на фоне итальянцев был не очень модным. Модным был в Москве.
Так вот, полицейский показывает на меня и спрашивает: «Алейников?» Сергей тогда играл за «Ювентус», и у нас были похожие прически. Нет, отвечаю, Шалимов, еду в «Фоджу», назвал фамилию Казильо. В итоге он с кем-то связался, посадил в такси, которое доставило меня в гостиницу. Там встретился с людьми президента «Фоджи». Оказывается, они просто не знали, когда я прилечу.
Поначалу в «Фодже» все шло хорошо. Мы сыграли в первой же игре в Серии А вничью на «Сан-Сиро» с «Интером». Но через какое-то время начала накапливаться усталость. У нас был плохой отрезок, два матча провел неудачно, и после игры Земан высказал нам с Колывановым и Петреску, мол, не для того нас, иностранцев, сюда приглашали. Тогда я стерпел. Но потом на тренировке со мной случилась истерика: просто взял и ушел с поля, остановившись во время пробежки на разминке. Перед глазами стояла пелена. Снял с себя майку и шел через все поле. Перед тем как уйти, бросил футболку в сторону Земана и его помощников. Пока шел по полю, команда смотрела на меня, по меньшей мере, удивленно. Это наблюдали и болельщики – они посещали тренировки.
Оказавшись в раздевалке, пнул какую-то тележку, массажисты, которые дожидались футболистов с тренировки, подумали, что сошел с ума. Пошел в туалет, закурил – я тогда курил – и немного пришел в себя. Потом собрался и уехал с базы. Это был срыв от нагрузок – психологической и физической.