Спартак

Итак, Батиат закончил рассказ о том, как Спартак и другие Фракийцы пришли в Золотые прииски Нубии и как они трудились голыми на лице черного откоса. Это заняло много времени. Дождь прекратился. Наступила тьма, глубокая и полная под свинцовым небом, и двое мужчин, один из которых тренер гладиаторов, а другой патрицианский солдат удачи, который когда-нибудь станет самым богатым человеком в своем мире, сидел в мерцании света, испускаемого лампами. Батиат много пил, и расслабленные мышцы его лица стали более свободными. Он обладал такой чувствительностью, которая сочетает садизм с огромной силой жалости к себе и субъективной идентификацией, и его рассказ о золотой шахте был рассказан с силой и окрашен такой жалостью, что Красс, сам того не желая, был тронут.

Красс не был ни невежественным, ни бесчувственным человеком, он читал величественный цикл, который Эсхил посвятил Прометею, и он увидел кое-что из того, что означало для Спартака вырваться из того места, где он был до такой степени, что никакая сила, которую мог собрать Рим, не могла противостоять его рабам. Он ощущал почти страстную потребность понять Спартака, представить себе Спартака — да, и полазать немного внутри Спартака, хоть это может быть и сложно, понять вечную загадку его класса, загадку человека в цепях, расправившего плечи настолько, что сейчас он тянется к звёздам. Прищурясь, он взглянул на Батиата, говоря себе, что на самом деле он многим обязан этому толстому и уродливому человеку и задался вопросом, какая из потасканных лагерных девиц лагеря может разделить его постель на эту ночь. Такая неразборчивая похоть была вне понимания Красса, чьи желания проявлялись по-разному, но командующий был дотошным в маленьких, личных нуждах.

— И как Спартак сбежал из этого места? — спросил он ланисту.

— Он не убежал. Никто не бежал из этого места. Это место таково, что оно быстро уничтожает желание раба вернуться в мир людей. Я выкупил Спартака оттуда.

— Оттуда? Но почему? И как ты узнал, что он был там, или кто он, или кем он был?

— Я не знал. Но вы думаете, что моя репутация у гладиаторов — это легенда, вы думаете, что я толстый и бесполезный громила, ничего не знающий о чем-либо. Уверяю вас, есть искусство даже в моей собственной профессии…

— Я тебе верю, — кивнул Красс. — Расскажи, как ты купил Спартака.

— Пить вино запрещено Легиону? — спросил Батиат, поднимая пустую бутыль. — Или я должен добавить пьянство к списку уничижений, в которых ты меня держишь? Не сказано ли, что глупец держит на своем языке тугую повязку, которую освобождает только ликер?

— Я принесу тебе еще вина, — ответил Красс, он встал и прошел за занавес в свою спальню, возвращаясь с другой бутылью. Батиат был его товарищ, и Батиат не беспокоился о пробке, но стукнул горлышком бутыли об ножку стола и наливал, пока вино не потекло через край.

— Кровь и вино, — улыбнулся он. — Я хотел бы родиться иным и командовать легионом. Но кто знает? Вы сами можете увидеть, как сражаются гладиаторы. Мне это надоедает.

— Я видел достаточно сражений.

— Да, конечно. Но стиль арены и мужество на арене есть то, чему ваша собственная массовая бойня не может полностью соответствовать. Они посылают вас, чтобы восстановить Фортуну Рима после того, как Спартак разгромил три четверти вооруженных сил Рима. Вы контролируете Италию? Правда в том, что Спартак контролирует Италию. Да, вы победите его. Никакой враг не может противостоять Риму. Но на данный момент он — лучший. Так?

— Да, ответил Красс.