Стянув с себя тунику, он склонился над колодой для мулов — раб как раз наполнил ее водой. Ухватив ведро, Навион зачерпнул воды и вылил себе на голову.
— Боги, ну она и холодная!
Повторив эту процедуру несколько раз, он сунул ведро Карбону:
— Твоя очередь.
Содрогнувшись, Карбон последовал его примеру.
— Ну что, лучше? — спросил Навион, стряхивая воду.
— Немного.
— Месть Диониса — так это называл мой отец.
— Мне, пожалуй, надо на рынок, посмотреть, что удастся выяснить. — Стараясь не обращать внимания на раскалывающуюся голову, Карбон вытерся пучком соломы и натянул тунику.
Лицо Навиона посветлело.
— Можем взять там хлеба и сыра. Ничто так не успокаивает желудок, как еда, верно?
— Возможно.
В холодном свете дня план Карбона привести Навиона в лагерь Спартака казался куда менее привлекательным. Но он уже не мог пойти на попятный, потому как дал Навиону слово. Несколько раз.
Неаполитанский рынок располагался на главном форуме, большом открытом пространстве в самом центре города. Множество ларьков, палаток и переносных прилавков лепились со всех сторон к храмам, правительственным зданиям и особнякам богачей. Несмотря на ранний час, здесь уже было полно народу. Тут торговали всем съестным, какое только существовало на свете.
Прилавки трещали под тяжестью капусты, лука, моркови, цикория и огурцов. На низких столиках были аккуратно разложены огромные пучки шалфея, кориандра, фенхеля и петрушки.
Десятки ос вились над грудами свежих груш, яблок и слив. Кое-где даже продавали персики. Они притягивали к себе насекомых почти так же сильно, как и стоящие неподалеку запечатанные горшки с медом. Друг на друга громоздились головки сыра, накрытые тканью для сохранения свежести. Пекари торговали плоскими хлебами — только что из печи, еще горячими. Дети жадно смотрели на сладкую выпечку. Мясники стояли у массивных деревянных колод, размахивая здоровенными ножами и превознося качество свежего мяса. Коровы, овцы и свиньи жалобно мычали, блеяли и хрюкали в загонах поблизости.
Привлеченные запахом приятели добрались до ларька, в котором дородная женщина жарила колбаски, и купили по две каждый. Карбон задержался поболтать с торговкой. Упоминание о людях Спартака, устроивших налет на соседнюю ферму, вызвало поток ругательств, но о солдатах слухов не было.
То же самое повторилось по всему рынку. Покупая хлеб и фрукты, Карбон поболтал с продавцами, всякий раз вставляя в разговор упоминание о Спартаке. Никто и слова доброго не сказал о его вожде, что было неудивительно, но, к радости Карбона, никто и не упомянул присланный из Рима карательный отряд.
Через час он счел себя удовлетворенным и готов был покинуть рынок. Юноша выпил несколько чаш фруктового сока, и голове его стало намного лучше. Навион тоже приободрился.
— Ну что, не передумал пойти со мной? — спросил Карбон.
— Не-а, — криво усмехнулся Навион. — Как уже сказал, я — простой солдат. В одиночку ничего не добьюсь. Так что, если твой вождь поведет меня против Рима, я последую за ним хоть в Гадес.
Карбон улыбнулся. Уверенно. И неискренне. Если Спартаку не понравится то, что он сделал, оба еще до исхода дня повиснут на крестах. «Остается надеяться, что он разглядит в Навионе то, что увидел я».
Глава XIV
Красс повернулся так, чтобы не привлекать внимания сидящих напротив сенаторов, и одернул тогу, проверяя, правильно ли она свисает через согнутую левую руку. Когда подойдет время говорить, надо будет выглядеть соответствующе, а в сенате абсолютно необходимо, чтобы тога смотрелась подобающе. Здесь присутствовали все, кто воплощал собою римскую доблесть. Красс сидел вместе с примерно шестью сотнями других сенаторов в Курии — священном прямоугольном здании, вот уже более пяти сотен лет служащем домом правительству республики. Оно имело около шестидесяти шагов в ширину и восьмидесяти в длину и было построено из облицованного кирпичом бетона, с оштукатуренным передним фасадом. Через прорезанные высоко в стенах окна внутрь проникало достаточно света. На треугольном фронтоне над входом в центре располагался барельеф с Юпитером, Минервой и Юноной, а по сторонам — изображения Ромула и Рема, основателей Рима, и Марса, бога войны.
Вся обстановка Курии состояла из трех низких мраморных скамей вдоль каждой длинной стены и двух кресел из палисандрового дерева на невысоком помосте в конце зала. Там под защитой ликторов восседали два избранных на год консула, правящие Римом. Красс искоса взглянул на Марка Теренция Варрона и Гая Кассия Лонгина. Несмотря на их положение, к ним трудно было относиться без презрения.
Оба бесхребетные, фигуры, которыми нетрудно манипулировать. За ними стояли куда более влиятельные политики. Варрон был человеком Помпея Великого, а за спиной Лонгина маячила фигура Марка Туллия Цицерона. Красс скривился. С таким же успехом на их месте мог быть он сам! Эти двое — лишь знамение нынешнего времени.