У Спартака гулко застучало в ушах, все остальные звуки исчезли. Его охватила такая ярость, что весь мир сжался до узкого тоннеля прямо перед ним. А в конце этого тоннеля стоял ухмыляющийся Фортис, и его губы шевелились, извергая новые оскорбления. Спартак почувствовал, как верхняя губа поднимается в рычании, обнажая зубы. «Это было бы так легко! Просто швырнуть миску ему в морду, перепрыгнуть через стол и измолотить сукиного сына в кровавое месиво».
Он заставил себя моргнуть и вернуться к реальности.
— Спасибо.
Стараясь не встречаться с капуанцем взглядом, Спартак взял миску. Он не видел ни того, как два охранника на балконе над ним опустили натянутые было луки, ни на миг отразившегося на лице Рестиона разочарования.
— Сраный трус! — прорычал Фортис.
«Это мы еще посмотрим». Внешне Спартак никак не выказал того, что он хотя бы заметил это оскорбление. Он отошел и сел рядом с четверкой скифов, приветствовавших его нетерпеливыми улыбками. Карбон, Гетас и Севт устроились поблизости. Их стол располагался далеко и от Крикса, и от Эномая, но к ним и нельзя было подходить. Боковым зрением Спартак видел, что Фортис продолжает сверлить его злобным взглядом. Спартак зачерпнул каши сверху и проглотил полужидкую массу, даже не почувствовав вкуса.
— Почему он это сделал? — Как ни странно, но Рестион снова присоединился к ним.
— Этому подонку нравится доводить меня. — «А твое какое дело?»
— Почему?
— Однажды он уже попытался изнасиловать Ариадну, — объяснил Спартак. — Если бы охранники избили меня до потери сознания, я не смог бы его остановить, когда он полезет снова. — «А на самом деле попытка побега сорвалась бы, даже не начавшись. Если фракийцы выпадут из расклада, станут ли остальные вожаки рисковать жизнью своих людей? Сомневаюсь».
— Вот же скотина, — посочувствовал Рестион.
Спартак съел еще немного каши с самого верха. Когда Фортис наконец отвлекся, он вывернул остальное на песок. Нервы были натянуты до предела, и есть не хотелось. Игнорируя попытки Рестиона завязать разговор, он сидел молча, пока раздача каши не завершилась.
«Пора бы уже тренерам появиться и отпереть комнату с учебным оружием». Минута ползла за минутой, и ничего не происходило. Раб скрылся в кухне, унося пустой котел из-под каши. Фортис куда-то исчез. «Это просто задержка». Однако же Спартак заметил отражение собственного беспокойства на лицах многих гладиаторов.
Спартак сидел под галереей, и ему были хорошо видны лишь охранники на дальней стороне балкона. В какой-то момент он поднял голову, и у него замерло сердце. Почему они наложили стрелы на тетиву? Наверняка так же сделали и остальные. К горлу подступила горечь. «Нас кто-то предал!»
И тут внезапно события понеслись одно за другим.
На балконе появился Батиат в сопровождении Фортиса. Лица у обоих были каменными. Ледяными.
Спартак сжал кулаки. Поздно идти на попятный. Даже если германцы и галлы не присоединятся. Он напрягся, готовясь вскочить и отдать фракийцам приказ бежать к лестницам.
Но тут Спартак заметил краем глаза какое-то движение. К своему изумлению, увидел, как один из скифов метнулся к нему через стол. Он не успел даже пошевелиться. Бородатый воин рухнул на него, и они вместе упали на песок. И в тот же миг Спартак почувствовал, как что-то ударило скифа в спину. Тот вскрикнул от боли и обмяк. «Он что, умер?» Раздались гневные крики, наверху началась какая-то борьба.
Внезапно тело скинули с него. Он увидел Гетаса и еще одного скифа. Воин протянул ему руку:
— Скорее! Надо спешить! Скорее!
Спартак с трудом поднялся на ноги.
— Что происходит?! — крикнул он.
Из спины прыгнувшего на него воина торчал железный прут. Рядом валялся Рестион, с таким же прутом в груди. Губы его шевелились, из уголка рта текла кровавая пена. На лице застыло удивленное выражение.
— Ибериец хотел убить тебя! — рыкнул второй скиф. — Мой друг остановил его. Принял удар на себя. Когда другие это увидели, они набросились на охранников. Надо идти!
— Что? — Зачем Рестиону понадобилось нападать?! Только вот не было причин не верить собственным глазам. Он присел рядом с Рестионом. — Ты что, продал нас?
Ибериец не ответил. Спартака захлестнула ярость, и он подергал железный прут из стороны в сторону.
Из горла Рестиона вырвался звериный крик боли.
— Ты пошел к Батиату?
Слабый кивок.
— Но ради всех богов — почему?!
— Мне никто не предложил присоединиться, — прошептал Рестион. — А Батиат пообещал свободу. Я стал бы одним из официальных букмекеров на арене.
— И ради этого ты попытался убить меня? — резко спросил Спартак.
По лицу Рестиона промелькнула тень.
— Надо спешить! — Голос Севта был полон тревоги.
— Спартак! — крикнул Карбон.
Стражники без разбора расстреливали тех, кого он знал и кем дорожил.
— Человек, предающий товарищей, хуже всех! — прорычал Спартак, вспомнив о Медоке. — Собаке собачья смерть!
И, схватившись за прут обеими руками, он вогнал его до предела.
Глаза Рестиона потрясенно расширились, рот распахнулся. Из груди вырвался последний судорожный выдох, и ибериец распростерся на песке мертвым.