На нем была богато расшитая верхняя одежда с разрезами по бокам, штаны из изысканной ткани, собранные на лодыжках и украшенные искусной вышивкой из серебряной нити в виде роз. Черная вьющаяся борода обрамляла смуглое лицо и переходила на висках в густую шевелюру, удивительно ухоженную и благоухающую. Золотые серьги висели в его ушах, а через плечо был переброшен колчан из разноцветной кожи и лук, украшенный серебром. В правой руке поблескивало копье.
– Приветствую тебя, – сказал Клейдемос, и Лахгал перевел. – Я Клейдемос из Спарты. Мы с моим другом хотели отдохнуть в тени этого дерева. Быть может, ты, благородный господин, такой же путник, как и мы? Но я не вижу ни твоих слуг, ни попутчиков.
Воин улыбнулся, обнажив ряд красивых белых зубов под черными усами.
– Нет, – ответил он на своем языке, – я не путник. Я стою здесь по приказу моего господина, Ксеркса, царя царей, света ариев, любимца Ахура Мазды. Однажды, возвращаясь из Яуна через эти иссохшие земли, великий царь нашел убежище под сенью этого дерева. Его красота и величие поразили царя, и он приказал, чтобы дерево постоянно сторожил Бессмертный воин из его личной гвардии, дабы никто и никогда не причинил платану вреда.
Клейдемос с изумлением повернулся к Лахгалу, когда тот перевел слова персидского солдата.
– То есть на страже этого дерева всегда стоит человек из царской гвардии?
– Так и есть, – ответил Лахгал.
Они посидели в тени и утолили жажду свежей водой из источника, что бил возле платана. Время от времени они поглядывали на Бессмертного, восседавшего на своей скамье и взиравшего на горизонт. Затем снова двинулись в путь, но спустя примерно час обернулись. Издалека дерево по-прежнему казалось огромным. А воина уже едва было видно сквозь дрожащий воздух, и лишь острие его копья поблескивало на солнце.
Глава 5. Тайна
Лахгал заболел. С каждым днем климат плоскогорья все больше и больше терзал его. Когда не удавалось найти зерно и запасы иссякали, приходилось питаться протухшей бараниной, которая вызывала у него сильную рвоту и буквально выворачивала желудок наизнанку. Клейдемос не раз был вынужден останавливаться в какой-нибудь деревне, чтобы Лахгал подкрепился и отдохнул, тогда лихорадка спадала и утихали спазмы в животе. В одной из таких деревень Клейдемос узнал от местного вождя, что главная опасность кроется в воде. Поскольку горы препятствовали свободному движению воды к морю, вода на плоскогорье либо застаивалась, либо медленно стекала под землю, перемешиваясь с вредными жидкостями. Такая вода могла привести к смертельному исходу.
– Желудок, – рассказал Клейдемосу вождь, – настолько повреждается, что не способен удерживать пищу. Даже фрукты могут вызвать рвоту.
– Как же это лечить? – спросил Клейдемос у вождя на языке фригийцев, которому подучился за два месяца путешествия, останавливаясь в местных деревнях.
Вождь достал глиняный кувшин и наполнил чашу какой-то жидкостью. Это был настой мака, который вызывает забвение.
– Это успокоит желудочные спазмы и судороги, – сказал он. – Тогда больной сможет принимать пищу, и мало-помалу организм начнет восстанавливаться и бороться с болезнью.
Напиток был очень горьким, но его разбавили местными полевыми травами – дикой мятой и чабером; название этой деревни по-фригийски означало «место чабера». Клейдемос поверил словам вождя о местной воде. Месяцем ранее в местечке под названием Колоссаи он своими глазами видел, как целую реку вдруг поглотили недра земли и она исчезла. Местные жители рассказывали, что под землей река образует двухъярусный водопад и зимой по ночам можно услышать рев воды, бурлящей в подземных пещерах.
Через неделю Лахгал выздоровел, лихорадка отступила, и он смог переваривать пшеничные булочки, поджаренные на камнях. В местных условиях он не мог ухаживать за своим телом, как обычно: волосы отросли до плеч, а загорелое лицо теперь обрамляла темная борода. Бритва, стригиль и щипцы для удаления волос лежали на дне седельной сумки.
– Теперь ты похож на настоящего мужчину, – сказал однажды Клейдемос, когда юноша мылся в реке.
Лахгал пожал плечами:
– Вы, спартанцы, грубы и некультурны. Вы не умеете ценить красоту и нежность, у вас нет искусства, нет поэзии… Вы любите только военные песни, которые задают ритм вашему шагу.
– Кажется, ты много знаешь о Спарте и спартанцах, – язвительно заметил Клейдемос.
– Конечно, – ответил Лахгал, – я живу с ними много лет.
– Ты хочешь сказать, что живешь… с царем Павсанием?
– И что из этого?
– Ты его любовник?
Клейдемос холодно посмотрел на него. Лахгал вздрогнул, на его глазах выступили слезы. Некоторое время он молчал, устремив взгляд в землю.